– Она призналась? – спросил Карлссон.
Брэдшо фыркнул.
– Место преступления – вот ее признание, – напыщенно произнес он, адресуя бóльшую часть деталей комиссару. – Я смотрел ее дело. Она вела жизнь полной неудачницы, совершенно бессильного человека. Это преступление и это место преступления были окончательной, хотя и запоздалой попыткой получить хоть какой-то контроль над собственной жизнью, своеобразным утверждением сексуальной власти. «Вот голый мужчина, – говорит она. – Вот что я могу с ним сделать». Всю жизнь мужчины отвергали ее. Наконец она решила дать им отпор.
– Звучит убедительно, – заметил комиссар Кроуфорд. – Ты согласен, Мэл?
– Но она хоть что-то сказала, – не отступал Карлссон, – когда вы спросили ее о теле?
– Она не в состоянии дать то, что можно счесть ответом, – пояснил Брэдшо. – Она просто лепетала о реке, о судах и флотах. Но если я правильно излагаю ситуацию, а я в этом уверен, то это не такая уж и ерунда. Это ее способ объясниться. Очевидно, она живет около реки. Она практически видела реку из окна дома. Но, как я понимаю, река скорее символ женщины. Речной женщины. – Фрида успела оторвать взгляд от потолка, чтобы увидеть, как Брэдшо делает плавный жест руками, иллюстрируя сказанное. – А суда и флот, – продолжал он, – это уже символы мужчины. Я полагаю, она говорит нам, что река с ее женскими потоками и приливами уносит мужчину-лодку к морю. А оно является формой смерти.
– Жаль, что она не может просто и ясно все рассказать, – вздохнула Иветта. – Для меня все это звучит несколько абстрактно.
– Она все рассказывает, – возразил Брэдшо. – Ее просто нужно слушать – со всем уважением.
Комиссар Кроуфорд кивнул. Фрида посмотрела на молодую женщину напротив и заметила, как та покрылась румянцем и на секунду сжала кулаки, но тут же разжала их.
– Вы видели записи доктора Кляйн? – спросил Карлссон.
Брэдшо снова презрительно фыркнул.
– Так как доктор Кляйн находится среди нас, я не уверен, что мне следует комментировать ее записи, – заметил он. – Если честно, я не считаю, что есть какая-то необходимость разыскивать невероятно редкие психологические синдромы, связанные с фантазиями. Не обижайтесь, но, на мой взгляд, эти записи отличает определенная наивность. – Он повернулся к Фриде и улыбнулся ей. – Медсестры сказали, что вы купили Мишель игрушечного медвежонка.
– Это была плюшевая собака.
– Это часть вашего исследования или часть лечения? – язвительно поинтересовался Брэдшо.
– Я сделала это, чтобы ей было с кем поговорить.
– Что ж, очень трогательно. Ну да ладно, вернемся к делу. – Он постучал пальцем по картонной папке, лежавшей на столе, и снова адресовал свое выступление комиссару. – Я все изложил здесь. Вот вам мое заключение: это верняк. Она полностью соответствует психологическому портрету. Скорее всего, в суд дело не передать, но закрыть его вполне можно.
– А как насчет недостающего пальца? – неожиданно вступила в разговор Фрида.
– Все здесь. – Брэдшо приподнял папку. – Вы ведь психоаналитик, не так ли? Все полностью укладывается в заданные рамки. Как вы считаете, что символизирует отрезанный палец?
Фрида глубоко вздохнула.
– Вы наверняка полагаете, – ответила она, – что Мишель Дойс, убив этого человека и раздев его донага, хотела символизировать отрезание пениса, поэтому отрезала ему палец. Но почему она просто не отрезала пенис?