Он глубоко вздохнул и откашлялся.
– Я должен кое-что вам сказать, – начал Джек. Теперь, когда он наконец решился признаться, оказалось, что сделать это довольно трудно: ему даже сдавило грудь. – Я немного прогуливаю в последнее время.
– Прогуливаете?
– Я пропустил несколько сеансов.
– С пациентами?
– Да. Немного, – поспешил добавить он. – Так, время от времени… А на некоторые я опоздал. И я… ну… перестал встречаться с собственным психотерапевтом – в общем, я хожу к нему не так регулярно. Я не уверен, что мы подходим друг другу.
– Как долго это продолжается?
– Несколько месяцев. Возможно, больше.
– А что вы делаете, когда пропускаете сеанс или опаздываете на него?
– Сплю.
– Прячетесь под одеялом.
– Да, – признался Джек. – И это не преувеличение. Я действительно прячусь под одеялом.
– Вы ведь знаете, что для тех, кто приходит к вам, это, возможно, самые важные пятьдесят минут за всю неделю и что они, возможно, собрали в кулак всю свою волю, чтобы явиться на сеанс.
– Я понимаю, что поступаю плохо, просто ужасно. Я не ищу себе оправданий.
– Вы не производите впечатления человека, которому просто не нравятся сеансы психотерапии. Мне кажется, у вас начинается депрессия.
Они продолжали свой путь. Джек задумчиво смотрел на реку. Фрида ждала.
– Я не знаю, что означает это слово, – сказал он наконец. – Означает ли оно просто «в унынии» или за ним скрывается нечто большее?
– Оно означает, что вы лежите в кровати, спрятавшись под одеяло, подводите и своих пациентов, и себя самого, переживаете, что неправильно выбрали профессию, и при этом, похоже, вовсе не хотите ничего менять.
– А что именно я должен изменить?
Они шли мимо новехоньких зданий с остроконечными крышами, палисадниками и балконами. Создавалось впечатление, что Детфорд остался далеко позади.