Близнецы. Черный понедельник. Роковой вторник

22
18
20
22
24
26
28
30

– Кому-то придется перебрать здесь весь мусор, – заявил Карлссон, словно не услышав ее. Он вынул свой телефон. – К счастью, нам этим заниматься не придется.

Дни в феврале еще короткие. Она знала, что сейчас февраль, и даже знала дату, потому что сделала себе календарь. В школе она очень хорошо рисовала, это был ее любимый предмет. Даже теперь, стоило закрыть глаза, она с легкостью могла вспомнить то чувство, которое испытывала в детстве, погружая кисточку в баночку с краской, а затем проводя ею по чистой странице и наслаждаясь видом яркой, ровной линии.

Этот календарь украшали изображения деревьев. По одному дереву на каждый месяц. Когда она была маленькой, у нее был блокнот для эскизов, который хранился в верхнем ящике стола. В блокноте она зарисовала каждое дерево в саду: ясень, дуб, бук, граб, ложную акацию, яблоню, сливу и грецкий орех. Она часами заштриховывала стволы, пыталась в точности передать форму листьев. Она никогда не рисовала города, здания, людей – все эти уставившиеся на вас глаза, лица, подглядывающие из-за штор, когда вы даже не подозреваете, что за вами следят. Незнакомцы за спиной или в углу, в тени. Она предпочитала природные пейзажи. Ей нравились пустыня, и море, и большие озера.

Он принес ей бумагу, несколько карандашей и пастель. Правда, он не принес точилку, и приходилось прибегать к помощи ножа, которым она чистила картофель. Одну страницу она отводила под дерево, а еще одну расчерчивала на квадратики по количеству дней в месяце. Тридцать дней включают в себя сентябрь, апрель, июнь, ноябрь… На это ушла целая вечность, но времени у нее хватало. Собственно, пока она ждала его, у нее не было ничего, одно только время. Она сидела за небольшим столом и вместо линейки использовала книгу о садоводстве, которую он оставил во время одного из визитов на лодку. Она не могла написать дни недели, на которые выпадала каждая дата, – это было слишком сложно, к тому же календарь она сделала в сентябре, а сейчас уже наступил следующий год, 2011-й. Февраль 2011-го.

В каждом квадратике она записывала, чем занималась в течение дня. Такие записи не хранили никакой тайны: она никогда не записывала по-настоящему важные события. Она писала: «20 отжиманий», «2 чашки чая», «сильная мигрень» – все в таком роде. У нее закончились таблетки от мигрени, но он пополнит запас, когда вернется. Единственное, что она себе позволяла, – это рисовать маленькую звездочку в верхнем правом углу квадратика, обозначавшего тот день, когда он был рядом. Вот так она и узнала, что он отсутствовал уже три недели и три дня. Он никогда еще не уезжал так надолго, даже когда выполнял очередное задание.

Деревом февраля был бук, хотя мало кто, помимо нее, смог бы узнать его из-за голых ветвей. Ей нравилась гладкая серая кора бука и покрытая бороздками колонна его ствола. В вилке ствола она вставила крошечные инициалы: свои и его. Никто никогда их не увидит, но она знала, что они там, – как признание в любви. Она поступала так с каждым деревом, только ставила инициалы в различных местах. Это была ее тайнопись. Она даже не стала ему говорить, потому что, возможно, ему не понравится; но когда все наконец закончится, она обязательно ему расскажет, а он обнимет ее за плечи и поцелует в макушку или особое местечко, прямо под ухом, и скажет, как он гордится ею и тем, что она вынесла ради него. Она нужна ему. Раньше она никому не была нужна. Именно из-за этого она отказалась от всего: дома, семьи, комфорта, безопасности, себя.

Она прижалась лицом к окну и стала смотреть на серое небо, уже начинавшее темнеть. Дни были короткими, а ночи длинными, она мерзла и хотела, чтобы он поскорее приехал.

Глава 13

На следующее утро, не успели стрелки показать семь часов, Фрида уже стояла у двери хорошо освещенного подвального помещения в полицейском участке. Комната была холодной, лишенной окон, но заполненной запахом подземелья – гниения и грязи. Запах источали обломки из переулка, которые разложили здесь на всех доступных поверхностях с особым тщанием: каждому предмету выделялось отдельное место.

– Вы хотели увидеть все своими глазами, – напомнил ей Карлссон.

– Что-нибудь интересное?

– Судите сами. – Он вошел в комнату, и Фрида последовала за ним. – Разумеется, мы искали прежде всего следы человеческой крови или физиологических жидкостей, но даже если бы они там раньше и были, их давно уничтожили дождь и мокрый снег. Если тело действительно лежало в том переулке, то с тех пор прошло приблизительно две недели. Конечно, мы были бы рады обнаружить отрезанный палец, но увы.

– А больше там ничего не было?

– Чего именно? Кошелька, набитого кредитками, или связки ключей и бирки с адресом? Нет. Мы составили список обнаруженных предметов. – Он помахал листком. – Ребята постарались на славу. Они даже рассортировали найденное по категориям. – Он мельком взглянул в список. – Например, упаковки из фольги с остатками цыпленка в кисло-сладком соусе. И все в таком роде. Вот. Дарю. Они начнут собирать все это в мешки для мусора в девять часов – столько усилий, и все ради того, чтобы заново упаковать мусор.

Фрида бросила быстрый взгляд на список: остатки дохлой кошки без хвоста, сорок восемь шприцев, два грязных подгузника, семь презервативов… Она осмотрела комнату, чувствуя странное побуждение действовать немедленно, вызванное работой судмедэкспертов над самым обыкновенным мусором. Затем повернулась к Карлссону.

– Значит, все?

– Что касается Кроуфорда, дело закрыто. Сейчас я расследую дело о серьезном домашнем насилии, – сказал Карлссон вместо ответа. – Бедной женщине наложили на лицо шестьдесят три шва – ее несколько раз ударили разбитой бутылкой, – а еще у нее четыре сломанных ребра и сильно отбитая почка. Это уже третий раз за последние полтора года она получает увечья, но каждый раз забирает жалобу и возвращается к своему очаровательному супругу. Я пытаюсь убедить ее не отзывать заявление на этот раз.

– Не хочу вас задерживать. Думаю, лучше просто оставить меня здесь одну на пару минут, дать осмотреться.

– Чтобы вы могли обнаружить то, что мы пропустили?

– Ну раз уж я здесь оказалась…