– Я ясно чувствую, что это так. Даже уверен.
Он встал и подошел к окну. В заливе темнела вода с редкими дорожками от фонарей, на той стороне в окнах кое-где горел уютный мерцающий свет. Он было успокоился немного, но огромная стеариново-бледная луна наполняла ночь такой тонкой и безысходной печалью, что у него защемило в груди.
– Можешь сделать одолжение? Распечатай фотографию Клингберга из Сети.
Юлин молча кивнул и вышел в соседнюю комнату. Через две минуты послышалось характерное жужжание принтера, и Юлин вернулся со снимком – тем самым, что Катц уже видел на сайте, с ежегодного собрания акционеров.
– Значит, твой старый боевой товарищ… невероятно.
Катц рассеянно кивнул – он попытался ухватить за хвост мелькнувшую мысль, попытался сформулировать, и тут же потерял след. Правильно сказал кто-то из великих: мысль умирает, как только начинает примерять одежды слова.
– Я исчезаю на некоторое время. Пожалуйста, никому не рассказывай, что я у тебя был.
– А если мне понадобится тебя найти?
– Не найдешь, если я сам не захочу.
Часть вторая
Дети совершенно сошли с катушек – после школы в понедельник они всегда немного не в себе, а тут еще провели выходные с Улой и Эрикой. Те занимались своим недавно появившимся на свет младенцем, и до старших детей Улы им дела не было. Арвид и Лиза выпадали из семейного созвездия, и они это чувствовали. Она пыталась объяснить их переживания Уле, но безрезультатно. Не лезь в мою жизнь, сказал он. Вот и все.
Эва никак не могла сообразить, почему все так сложилось. Не она одна в разводе. Скорее всего, это связано с ее рабочим графиком в самом начале. Она тогда была дежурным прокурором и возвращалась домой после дежурств только утром в понедельник. С тех пор так и повелось, хотя уже несколько лет, как она получила нормальную должность в отделе по борьбе с экономическими преступлениями. Попыталась изменить что-то, договориться, чтобы забирать детей в пятницу, как обычно делают разведенные родители, но Ула не захотел. Его все устраивает.
Она услышала детские голоса еще из-за двери. Арвид верещал что-то по поводу пропавшего бакугана – она так и не могла понять, что это за штуки: странные фигурки, которые можно свернуть в шарик. Эти бакуганы, похоже, занимали непостижимое, но в высшей степени важное место в душе пятилетнего мальчика. А Лиза во весь голос пела какую-то детскую песенку и не могла остановиться.
Ула рычал в тамбуре. Видно, они ему порядком надоели – торопился к ее приходу одеть детей и, как только она откроет дверь, поскорее выпроводить. Только не вступать с
Подонок. Но дети его любят. Им нужен отец, и она не имеет права лишить их права его видеть.
В подъезде сильно пахло кухонным чадом. Халтурное строительство начала восьмидесятых, но место неплохое – дом воткнут между статными зданиями ар-нуво на Рингвеген. Когда Ула через два месяца после развода съехался с Эрикой, он, естественно, постарался выбрать жилье как можно дальше от их старой квартиры на Санкт-Эриксплане. Крупный специалист по части строить ей козни. Ей иногда казалось, что он строит козни даже во сне.
Эва посмотрела на табличку над почтовой щелью. Вестин. Она оставила себе эту фамилию, потому что девичья раздражала ее еще больше. Невероятно, что они так долго выносили друг друга. И в этом только ее заслуга. Она тщательно скрывала, кто она есть, ей и в самом деле хотелось стать частью его буржуазного существования. Но в конце концов он разглядел что-то за тщательно продуманным фасадом, разглядел ее слабости, с которыми не смог и не захотел мириться.
Она подняла руку, чтобы позвонить, но засомневалась. Голос Эрики – она визгливо крикнула что-то Лизе: заткнись, мол, кончай выть, маленькому надо спать. А почему бы тебе самой не заткнуться, сука? Адвокат… как и Ула. Они познакомились на работе. Роман начался наверняка задолго до того, как Эва с ним развелась.
Критически посмотрела на свое отражение в зеркале на площадке. Не сказать, чтоб приодета… наоборот. Скорее
Лампа дневного света на потолке неожиданно мигнула несколько раз и опять загорелась ровным светом. Она провела рукой по шарфу. Почти забытый жест. Еще с тех времен, когда рубцы были заметны. Эва постоянно прикрывала их шейным платком или шарфиком, пока за дело не взялись пластические хирурги. Теперь рубцов нет, а привычка трогать шею осталась. Память, откуда она взялась в этом мире. И память о тех, теперь уже смутных, но иногда выплывающих постыдными картинками временах. Даже не постыдными, а… в общем, лучше бы их не было. Она никогда и никому не рассказывала о них. Даже Уле. У каждого есть воспоминания, от которых передергивает. Но что было – то было.
ebooksa