Они остановились на каменных ступенях, ведущих к двери ратуши. Келвин повернулся и дотронулся до плеча Лилли. Мозоли его натруженной руки царапнули Лилли кожу, но прикосновение было ласковым.
– Все в руках Бога, Лилли. Ты была права. Мы должны попытаться. Так будет правильно.
Лилли взглянула ему в глаза.
– Может, мне стоит прочесть «Аве Мария»?
– Это не помешает, – не отнимая руки, улыбнулся Келвин. – Всевышний не покинет нас.
Лилли коснулась его щеки.
– Спасибо.
Ее сердце дрогнуло, по спине, как электрический разряд, пробежали мурашки. Не подошел ли он ближе? Лилли чувствовала его запах – «Олд Спайс», жвачка – и отчаянно хотела прижаться к нему и уткнуться лицом ему в шею. Его глаза были невероятно ясными, в них читались печаль, и смирение, и глубокая, глубокая вера.
– Честно говоря, – прошептала Лилли, – мне бы твою веру.
Келвин наклонился к ней и скользнул рукой по ее щеке.
– Ты хороший человек, Лилли, – он вытащил из-под рубашки небольшой крестик, аккуратно расстегнул цепочку и снова застегнул ее на шее у Лилли. – Вот, держи. Он никогда меня не подводил.
Лилли с трудом справлялась с чувствами.
– О боже, я не могу его принять, – сказала она, внимательно рассмотрев золотой крестик.
– Можешь. Я ведь тебе уже его дал, – улыбнулся он. – Носи на здоровье.
– Спасибо тебе… спасибо.
Он провел рукой по ее волосам.
– Не за что.
Неужели он подошел еще ближе? Лилли не знала точно. Ее сердце колотилось как сумасшедшее. Понимая, что это неправильно, понимая, что прошло слишком мало времени, понимая, что город не одобрит этого, она подалась вперед и закрыла глаза.
Их губы сблизились, между ними оставалось не больше сантиметра, как вдруг из окна второго этажа донесся детский крик.
Они застыли, как дикие животные в свете прожекторов приближающегося поезда.