Дверь распахнулась, и в комнату ввалилась Бесси с двумя охапками дров и морозным дыханием зимы. Бросив все на пол, она открыла дверцу и сунула в железную печь три полена.
– Вижу, снег идет, – сказал Билли, заметив белые хлопья в соломенных волосах жены.
– Идет. И останавливаться, похоже, не собирается. Отряхни с меня, ладно? – попросила та.
Маккейб подошел к жене и смахнул снег с одеяла.
– П-п-посмотри, что под елкой, – сказал он ей, снова заикаясь.
Бесси посмотрела туда и, увидев сверток на мешке, улыбнулась.
– Я уж думала, ты ничего мне не подаришь. – Она развернула одеяло, повесила его на спинку стоящего у плиты кресла-качалки и подошла к засыхающей елочке. Подняла сверток и удивленно подняла брови: – Тяжелый!
– Иди с-с-сюда, к кровати, – позвал ее муж.
Бесси опустилась на матрас. Гарриет тоже забралась на кровать и устроилась в ногах у родителей.
Миссис Маккейб развернула газету.
– Господи… Билли… – О том, что лежало на рваной газете у нее на коленях, можно было только мечтать.
– Я взвесил – двадцать два фунта, – с гордостью сообщил муж.
– Мамочка, дай и мне посмотреть! – потребовала девочка.
Бесси подняла золотой слиток – увесистый, холодный, с царапинками и крохотными выщерблинами, тускло отливающий бронзой.
– И сколько это? – спросила она.
– Золото идет сейчас по двадцать долларов и шестьдесят семь центов за унцию, так что у тебя в руках больше семи тысяч долларов, – сказал Маккейб.
О таких деньгах его жена даже не слыхивала и потому расплакалась. Билли сел поближе и обнял ее за плечи.
– Где ты его взял? – спросила молодая женщина.
Ее муж отхлебнул кофе. Зерна заливали кипятком уже не раз, так что теперь они почти не меняли цвет воды и не давали вкуса.
– Посмотри на это. – Мужчина обвел рукой их жалкое жилище. – Грязь, убожество. И мы так живем. Тебе не надоело? Пол, который после каждого дождя превращается в грязную лужу? Стена, от которой отваливаются куски? Эти треклятые сквозняки в кухне, куда через все щели лезет снег?