Хребты безумия

22
18
20
22
24
26
28
30

Направившись к обнаруженным останкам, мы неожиданно наткнулись на гладкую невидимую стену.

Идя ощупью вдоль нее, мы добрались до отверстия, за которым было обширное пространство, нечто вроде холла, окруженного такими же невидимыми стенами. В одной из них мы обнаружили ход, который привел нас к скелету. Рядом с несчастным, одежду которого разорвали хищные растения, лежал шлем с указанием его данных. Это был служащий отдела Кенига Фредерик Н. Дуайт, номер В-9, отправившийся в долгосрочную заготовительную экспедицию и отсутствующий уже два месяца.

Хотя между скелетом и телом тоже была невидимая стена, мы сразу же узнали Стэнфилда. В левой руке он держал металлическую книжку, а в правой – ручку – видимо, писал в момент смерти. Кристалла видно не было, но детектор указывал, что рядом со Стэнфилдом должен находиться очень крупный экземпляр.

Мы с большим трудом добрались до Стэнфилда. Тело было еще теплым; рядом, утопая в грязи, лежал огромный кристалл. Прочитав оставленные им записи, мы решили следовать советам покойного. Текст этих записей прилагается к настоящему донесению, его наблюдения проверены и полностью подтвердились. Они дают достоверное объяснение разыгравшейся трагедии. Его заключительные выводы говорят об ослаблении интеллекта и потому могут быть оставлены без внимания, но это не повод, чтобы подвергать сомнению все остальное. Стэнфилд умер от совокупности причин: жажды, удушья, сердечной слабости и глубокой депрессии. Он до конца оставался в маске, которая продолжала в небольшом количестве подавать кислород.

В связи с поломкой самолета мы вызвали по рации Андерсона из ремонтного отдела и попросили выслать аварийную группу, снабдив ее также взрывчаткой. Утром прилетел ФХ-58, который вел сам Андерсон, забрал мертвых, кристалл и вернулся на базу. Дуайта и Стэнфилда похоронят на кладбище компании, а кристалл отправят в Чикаго на ближайшей ракете. Мы, конечно, последуем совету Стэнфилда, данному им еще в здравом уме, и пришлем сюда военных, чтобы полностью уничтожить аборигенов. Без них можно будет беспрепятственно добывать кристаллы.

После полудня мы с большими предосторожностями, пользуясь длинной бечевой, обследовали здание и составили подробный план лабиринта для наших архивов. Конструкция не имеет аналогов; что же касается материала, то нами был взят образец для химического анализа. Результаты исследования могут понадобиться при уничтожении поселений аборигенов. Наши буры с алмазными головками просверлили неизвестное вещество, и рабочие закладывают сейчас в отверстие динамит. Следует навести здесь порядок, поскольку здание представляет большую опасность для наземного и воздушного транспорта.

Рассматривая план лабиринта, мы были потрясены иронией судьбы, сыгравшей злую шутку и с Дуайтом, и со Стэнфилдом. Пытаясь пройти к Стэнфилду от скелета, мы потеряли коридор, который привел нас сюда, но потом Маркхейм отыскал проход из ближнего ко входу холла; Дуайт лежал футах в пятнадцати от него, а Стэнфилд – в четырех-пяти. Проход ведет еще в один холл, который мы не обследовали, а правое его ответвление привело нас прямо к телу. Стэнфилд находился от выхода из лабиринта футах в двадцати двух-двадцати трех, не более, коридор начинался у него за спиной, но из-за усталости и отчаяния он проглядел его.

1939

Злой священник

Перевод Юрия Соколова

В комнату на чердаке меня провел серьезный, интеллигентного вида человек в скромной одежде и со стального цвета бородой, заговоривший со мной следующим образом:

– Да, он жил здесь, но я не советую вам что-либо предпринимать. Любопытство делает вас безответственным. Мы никогда не приходим сюда по ночам, и делаем так только благодаря его завещанию. Вам известно, чем он занимался. Это отвратительное общество наконец одержало верх, и мы не знаем, где он погребен. Ни закон, ни что либо другое не могли повлиять на это общество.

– Надеюсь, что вы не станете оставаться здесь после наступления темноты. И умоляю оставить в покое эту похожую на спичечный коробок вещицу, что лежит на столе. Нам неизвестно, что это такое, однако мы подозреваем, что предмет этот как-то связан с его занятиями. Мы даже стараемся не смотреть на него пристально.

Спустя некоторое время этот человек оставил меня в одиночестве. Чердачная комната показалась мне очень мрачной, пыльной и весьма скудно обставленной, и все же она выглядела опрятно, указывая тем самым на то, что не является обителью трущобного жителя. На книжных полках теснились друг к другу теологические и классические книги, другой книжный шкаф занимали трактаты по магии – Парацельса, Альберта Великого, Тритемия, Гермеса Трисмегиста, Бореля[21], с которыми соседствовали другие, написанные незнакомыми мне буквами. Мебель была очень простой. Единственная дверь в комнате открывалась в чулан. Входом и выходом же служило отверстие в полу, к которому вела грубая и крутая лестница. Круглые окошки и почерневшие дубовые балки свидетельствовали о невероятной старине. Дом этот явно принадлежал к Старому Свету. Кажется, я знал, где нахожусь, но не могу вспомнить того, что знал тогда. Бесспорно, город этот не был Лондоном. Скорее я находился в небольшом морском порту.

Небольшой предмет на столе приковывал мое внимание. Я явно знал, что нужно с ним делать, ибо достал из кармана электрический фонарик – во всяком случае нечто похожее на него – и нервным движением опробовал его. Свет оказался не белым, но фиолетовым, и напоминал истинный свет не более чем радиоактивное излучение. Помнится, я и не считал этот фонарик обыкновенным – обыкновенный-то находился у меня в другом кармане.

Уже темнело, и древние крыши и колпаки дымовых труб снаружи казались очень странными в круглых проемах окон. Наконец я набрался отваги и поставил небольшой предмет на столе торчком возле книги – и затем посветил на него таинственными фиолетовыми лучами. Свет казался теперь скорее дождем или градом, потоком капель, а не лучом. Попадая на стеклянную поверхность в центре странного устройства, он производил треск, несколько напоминавший шипение вакуумной трубки, сквозь которую пролетают искры. Темная стеклянистая поверхность начинала светиться розоватым светом, и в середине ее уже как бы формировался некий белый силуэт. Тут я заметил, что нахожусь в комнате не один, и опустил лучевой проектор в карман. Однако пришедший не заговорил – более того, я не услышал ни звука во все непосредственно последовавшие мгновения. Все вокруг приобрело облик сумрачной пантомимы, рассматриваемой издали через некую промежуточную дымку – хотя, с другой стороны, новопришедший и все последовавшие за ним казались рослыми и близкими, точнее, одновременно близкими и далекими, согласно некоей аномальной геометрии.

Новопришедший оказался тощим и темноволосым человеком среднего роста в священническом облачении англиканской церкви. С виду ему было лет тридцать, желтовато-оливковая кожа покрывала достаточно правильные черты, которые дополнял ненормально высокий лоб. Черные волосы его были хорошо подстрижены и аккуратно причесаны, синел густым волосом хорошо выбритый подбородок. На носу его сидели очки без оправы со стальными дужками. Сложение и лицо его ничем не выделялись в ряду всех виданных мной священников, разве что куда более высоким лбом, однако лицо было несколько смуглее и интеллигентнее – но также и более закосневшим в тонко скрываемой злобе.

В это самое мгновение – только засветив неяркую керосиновую лампу – он казался нервозным и, прежде чем я успел что-то сообразить, принялся швырять все свои магические книги в незамеченный мною прежде камин, находившийся в комнате со стороны окна (там, где стена резко наклонялась). Пламя с жадностью принялось пожирать фолианты – вспыхивая странными красками и источая неописуемо гнусные оттенки зловония, пока исписанные непонятными иероглифами страницы и источенные червем фолианты покорялись всеразрушающей стихии. Тут я немедленно заметил, что в комнате присутствуют и другие лица – серьезные с виду мужчины в священнических одеяниях, на одном из которых были ленты и бриджи епископа. Хотя я и не мог ничего слышать, мне было ясно, что явились они с решением высшей важности для первопришедшего. Они одновременно и ненавидели его, и боялись, и он явно разделял эти чувства по отношению к ним. На лице его застыло угрюмое выражение, но я видел, как трясется его правая рука, которой он пытался опереться о спинку стула. Епископ указал рукой на опустевший ящик и на камин (где язычки пламени уже гасли на обугленной, бесформенной груде), явно наполняясь при этом особенным отвращением. Пришедший первым тут сухо улыбнулся и протянул левую руку к находившемуся на столе небольшому предмету. Всех охватил испуг. Процессия клириков по одному начала спускаться вниз по крутой лестнице через люк в полу, поворачиваясь к пришедшему первым и грозя ему. Епископ ушел последним.

Пришедший первым теперь подошел к шкафу, находившемуся на внутренней стороне комнаты, и извлек из него моток веревки. Став на кресло, он привязал конец веревки к крюку на толстой серединной балке черного дуба и начал вязать удавку на другом ее конце. Осознав, что он намеревается повеситься, я шагнул вперед, чтобы отговорить и спасти его. Увидев меня, он прекратил свои приготовления, поглядев на меня с победоносным видом, чем немало озадачил и даже смутил меня. Ступив вниз с кресла, он скользнул ко мне с чисто волчьим выражением на смуглом, тонкогубом лице.

Каким-то образом я ощутил, что нахожусь в смертельной опасности, и извлек из кармана свой лучевой проектор, чтобы воспользоваться им в качестве средства обороны. Не знаю, почему я решил, что это орудие способно помочь мне. Включив его, я направил проектор прямо ему в лицо, и смуглая кожа осветилась сперва фиолетовым, а потом розовым светом. Волчий восторг начал сползать с его лица, сменяясь выражением глубочайшего страха, впрочем, не до конца вытеснившего восторг. Он замер на месте – а потом, отчаянно размахивая руками в воздухе, отшатнулся назад. Я заметил, что за спиной его находится в полу открытый лестничный люк, и попытался выкрикнуть предостережение, однако он не слышал меня. Еще через мгновение он шатнулся в отверстие и скрылся из виду.