Сидящие фигуры не двигались, Кайл понял это лишь через несколько секунд. Зрители, усаженные на белые стулья или даже привязанные к ним шелковыми шарфами, были давно мертвы. От большинства остались одни кости. У некоторых сохранились зубы, крупные лошадиные желтые зубы, торчащие из хрящеватых ртов. Та плоть, что еще осталась на скелете, высохла до твердости, как бывает в лишенных воздуха помещениях. Глазницы были пусты, носы давно провалились. Зачем их принесли сюда? Зачем усадили на стулья, утащенные из столовой, – не зря столы внизу пустовали?
Безмолвные, благоуханные мертвецы сидели и смотрели на две кровати в дальней части комнаты. Кайл еле дышал, двигаясь вдоль стен, обитых пурпурной тканью, – в ледяном свете файера та атласно блестела. Может, он все еще задыхался из-за бойни, творящегося снаружи и за его спиной, из-за постоянного ужаса, который преследовал его с первого дня съемок в Лондоне и привел на верхний этаж особняка в Сан-Диего. Пустые глазницы трупов, казалось, смотрели куда-то за спину Кайла. Он проследил за их вглядом и подошел к двум кроватям.
– Господи, нет, – сказал он сам себе и миру, который не должен видеть такие вещи. Никто, ни один человек на Земле, даже в самых далеких, заброшенных и позабытых Богом местах.
Кайл живо вспомнил свои собственные ночные видения, когда он просыпался от кошмара, а тело было как будто занято кем-то другим, кто заменил его ноги и руки своими. Вот этими. В большой кровати, окруженной прозрачным пластиковым тентом, защищающим ее и белые приборы от воздуха этой комнаты и от тех, кто мумиями сидел на белых стульях, Кайл разглядел иссохшее тело.
Он не должен был видеть эти бледные ступни, ягодицы, сморщенные, как инжир, длинные ноги, испятнанные карциномой, бессильные руки. И безволосую голову с пожелтевшей кожей, облепившей кости черепа. Он не должен был увидеть ничего, но тело поднялось над кроватью минимум на три фута, удерживаемое невидимыми нитями, как растянутая по горизонтали марионетка. Поэтому жуткие человеческие останки предстали Кайлу во всей красе.
Снаружи по дереву барабанили костистые руки и ноги.
Кайл повернулся. Дверь распахнулась, и вопящая толпа забегала по коридору. Уродливые головы просовывались внутрь и отдергивались от ненавистного света гаснущего файера. Как только тот погаснет, они окажутся внутри и набросятся на Кайла. Среди стульев, на которых сидят мертвецы, умрет и он. И никто этого не снимет, не запишет и никому не расскажет.
Он вдруг понял, что высохшие тела были когда-то ее последователями. Теми, у кого хватило смелости и безрассудства бросить ее. Отринуть. Возможно, эти безмолвные мертвецы были эксгумированными жертвами с фермы и шахты; беглецы, без вести пропавшие, которые выследили и привезли сюда, а может, и выкопали из безымянных могил, где Катерина их бросила. Еще одна выставка, настолько ценная, что ее держали прямо в королевской опочивальне. Мертвые, безглазые, высохшие, даже в смерти эти заблудшие люди вынуждены были сидеть вокруг нее и внимать ее воле. Свидетели. Месть. Чтобы существо, лежащее в огромной кровати, могло злорадствовать над ними. Даже после ужасной смерти они снова были призваны на службу своей королеве, дабы засвидетельствовать ее святотатственные чудеса и чудовищное тщеславие, так как все должны были служить ей. Вечно.
Когда-то она была пышной бандершей, аферисткой, психопаткой, воспитанной на саентологии, когда-то она была женщиной, но короновала сама себя, став вечной повелительницей тлена и мучений, разрушительницей чистоты. Ее жуткий дух переселился в ребенка, который превратился в этого измученного болезнью человека. В оболочку, ставшую хрупким скелетом по вине бесконечных желаний паразита, угнездившегося внутри.
После всего, что Кайл видел, он хотел убить Ригала. Пока оно не попадет каким-то страшным, неведомым образом
Ребенок двигался, но вряд ли был в сознании. Судорожными рывками он будто отбивался от чего-то, бормоча. Казалось, он дерется. Возможно, мальчик сопротивлялся чудовищному гостю, желающему вновь воскреснуть.
Кайл попытался разорвать пластиковый тент, но тот был запечатан. Он отошел назад, встав у стенки пластикового куба так, чтобы видеть тощее, висящее в воздухе тело, и прицелился. А потом выстрелил, еще раз, и еще, и еще в левитирующие останки Чета Ригала. Стрелял, видя, как дергается тело. Потом оно рухнуло в кровать даже не с грохотом, а стуком, и из него потекла черная кровь.
Кайл рвал руками и зубами прорванный пулями пластик, пока не оказался внутри и не встал у изножья кровати, на которой дергалась и хрипела расстрелянная тварь. Заверещала тревога на мониторе, установленном в изголовье кровати. Кайл посмотрел на мальчика. Тот дрожал и бормотал что-то, лицо его покрыли бисеринки пота. Неужели она перешла?
Он взглянул на умирающее тело, лежащее на большой кровати. Ярко-синие глаза были открыты, и Кайл различил в них бледную тень красивого актера Чета Ригала, усыновленного ребенка. Вместилище сестры Катерины с 1975 года, со второй ночи Вознесения после осады Сен-Майена в 1566 году. Он смотрел в глаза того, что бедный Ирвин Левин называл «матерью мерзости».
Оно открыло рот и попыталось заговорить. Махнуло рукой, больше похожей на лапу. Голова упала на потемневшие простыни. Кровь полилась на подбородок. Тварь выдавила из себя звук столь жалкий и отвратительный, что Кайл захотел отвернуться. Она забулькала. А потом, осознав нечто ужасное, оно испустило тихий яростный крик, быстро сменившийся горем.
– Император… править… тысячами…
Чтобы такого точно не произошло, Кайл с расстояния трех дюймов разрядил пистолет Катерине прямо в голову, так что никакого лица там не осталось.
Файер зашипел, и он повернулся увидеть тех, кто его убьет.
Три ряда трупов на белых креслах продолжали смотреть на Кайла пустыми глазницами. Рты у них были открыты, и Кайл представил, что они его приветствуют. А вот за ними, в дверном проеме, освещенном фонарем, больше не бушевали Кровавые друзья.
Огромный дом был тих и пуст.