Фестиваль

— Против него все факты. Мне очень жаль, но вряд ли он выпутается из этого. Если бы он не сбежал, может, что-то сделать и можно было… Батурин сам себя подвел.

— А ты на его месте стоял и ждал бы, а? Пока тебя сцапают возле тепленького трупа… Тем более, у него не было никакого резона убивать этого менеджера. С какой стати? — Литвинов выудил новую сигарету и закурил.

— Мы не можем знать всех причин.

— А что, эти причины, как ты их называешь, вообще существуют? — Литвинов косо взглянул на подчиненного. Ему очень не хотелось, чтобы Батурин оказался виновным. Тем самым он подставлялся под удар сам. Кто принимал Батурина на работу? Кто оказывал ему протекцию? По дело принимало плохой оборот. И Ленинградском отделе, который расследовал это дело, считали, что именно Батурин убил менеджера. Отпечатки пальцев на столе и на фонарике, показания дежурной — все вместе это походило на аккуратненькую петлю, заботливо смазанную мылом и готовую в любую секунду затянуться на горле Батурина.

— Причины есть. Никто не отрицает, что это могла быть самозащита, например…

— Непохоже, менеджер выглядит слишком расслабленно. Он ни на кого не хотел нападать… К тому же, он улыбается. Значит убил его знакомый и приятный ему человек, которого он безбоязненно допустил к себе за спину.

— Его могли полоснуть и спереди.

— Вряд ли. — Литвинов выдохнул густое облако дыма. — Я узнавал у экспертов, характер раны такой, какой получается, когда режут сзади.

— Батурин мог его шантажировать. — Архипов вздохнул. — Когда я с ним разговаривал последний раз, мне показалось, что он что-то не договаривает. Причем существенное. Если здесь замешаны большие деньги, он мог на это пойти. Но менеджер оказался твердим орешком и пригрозил, что выведет на чистую воду. Батурин не знал, что менеджер чист и испугался. Вечером он пришел, убил его и скрылся.

— Кто же тогда позвонил в Ленинградский отдел? — Брови у Литвинова взметнулись вверх. — Не он же сам, мол, приезжайте быстрее, пока труп не остыл и я никуда не убежал! Архипов натянуто засмеялся.

— Могла позвонить дежурная.

— В том то и дело, что нет. Она говорит, что не звонила вообще никуда. В Ленинградском есть запись. Голос мужской, но он сильно изменен. Н тому же мешается шум проезжающих машин. Звонили с большого проспекта. Наши эксперты только руками развели. Короче, этот момент посчитали не столь важным, но запись все-таки отправили в Москву.

— Звонивший мог видеть, как он убегает, — пожал плечами Архипов. — И у нас практически ничего нет, что бы его защитило… Литвинов вздохнул.

— Ты, наверное, прав, но, в любом случае, его еще не нашли. У него в городе практически никого нет, ой не может долго прятаться. Кстати, ты копии протоколов обыска этой конторы принес?

Архипов порылся в папке и положил на стол несколько листков, исписанных мелким почерком. От это ряби у Литвинова сразу же заболели глаза и он отложил листы на край стола.

— Ничего? Архипов отрицательно покачал головой.

— А картотеку смотрел? Застрахованных?

— Конечно. Все по закону. Там были еще люди из Росстрахнадзора. Они перерыли каждый листочек. Все чисто.

Литвинов погладил шероховатые листки подушечками пальцев. Ему было очень далеко до Кулагиной, которая руками определяла и цвет и запах и многое другое, но шестым чувством он не верил ни одному слову лежащего перед ним протокола. «Ленинградский ОВД капитан АВДЕЕНКО», — прочел он сверху.

— Ты этого Авдеенко видел?