– Мы мешали тебе спать? Извини.
Он отправил в рот еще ложку овсяных хлопьев и принялся жевать их с открытым ртом.
– Я думала, ты Тигренок, а не Мистер Верблюд.
Мальчик закрыл рот и продолжил жевать, потом взял стакан и запил овсянку соком.
– Бэтмена, – сказал он. – Хочу смотреть Бэтмена.
– Слишком много смотреть телевизор вредно.
– Ты же сама делаешь кино для телевизора.
– Только рекламу.
– Реклама – гадость. Ты делала рекламу для этой новой овсянки. А она такая противная, фу! На вкус как собачьи какашки.
– Можно подумать, что ты пробовал собачьи какашки!
– Не пробовал, но знаю, что они – гадость.
Сэм перевела взгляд на Хелен. Няня смотрела на нее испуганно, словно школьница на строгого учителя. Сэм допила сок. На часах было четверть девятого.
– Ладно, мама уже опаздывает. Мне пора.
Она прошла в гостиную, чтобы включить автоответчик, и с какой-то непонятной тревогой оглядела просторную комнату. На столе еще оставались кофейные чашки, бокалы, переполненные пепельницы, масленки и разбросанные салфетки. На двух полупустых бутылках «Перье» не было крышек, Сэм подошла к столу, поискала их глазами. Нашла пробку от портвейна, заткнула одну бутылку. В открытой солонке сверкнул осколок стекла. Она настороженно взглянула на люстру. Из патрона все еще торчал неровный осколок. Остальные лампочки были в полном порядке и до сих пор горели. Сэм щелкнула выключателем.
Серый свет тяжело повис в комнате, где витали застоявшиеся запахи табака и алкоголя; этот серый свет проникал Сэм под кожу, словно влага, грозил насквозь пропитать ее одежду и волосы, если она задержится здесь. Сэм осмотрела комнату: в углу стол – Ричарда с выдвижной крышкой; рядом – компьютер и рояль со старинным набором для курения опиума на крышке; в дальнем конце – два дивана у телевизора и камин с газовой горелкой. Геральдические щиты на голых кирпичных стенах, мечи, средневековые артефакты, громадный медный черпак для разливки плавящегося золота – Ричард купил его, когда сносили Королевский монетный двор. Вещи Ричарда, реликвии кровавого прошлого его семьи, портреты умерших предков, свитки с толстыми красными печатями. Голый кирпич и дуб. Квартира мужчины. Всегда ею была и останется такой же впредь. Сэм услышала рев вертолета, темной тенью пролетевшего мимо окна.
– Пока, Тигренок.
Она стояла у входной двери, надевая пальто.
– Пока, – бесстрастно ответил сын и пошел в свою комнату.
– Эй, Тигренок!
Он остановился, повернулся.