— Жаль, что я не могу сказать «нет» с такой же уверенностью, как вы, святой отец. Впрочем, мне вообще куда более свойственно сомневаться, чем утверждать. Могу я задать вопрос, который покажется вам кощунственным?
— Мне ничего не кажется кощунственным — если я соответственно настроюсь, конечно. Пусть даже внутренне мне захочется вас отлупить — все равно я буду держать себя в руках. Спрашивайте.
— Почему вы так верите в Христа?
— Потому что он — основа моей веры. Потому что Он умер, чтобы спасти нас, а потом восстал из мертвых.
— Если вы в это верите.
— Упаси вас Господи в это не верить, Блейк.
— Да, сэр, но ведь сотни миллионов в это не верят — мусульмане, иудеи, буддисты…
— Да снизойдет на них прощение Господне.
— Буду прям, святой отец, — сказал я. — Меня интересует вот что: если это случилось однажды, почему оно не может повториться снова?
— Ответа на ваш вопрос не существует, Блейк. Вы сами это знаете.
— Это слишком просто. На самый насущный вопрос ни у кого не находится ответа.
— Таков смысл веры, Блейк. Верить нужно беззаветно. Неужто, идя ко мне, вы ожидали чего-то другого?
— Нет, конечно.
— Вы не хотите продолжить этот разговор? Посланник, о котором вы спросили… вы ведь не абстрактный вопрос мне задали, верно? Вы столкнулись с кем-то, кто утверждает, что послан нам Господом? Это так?
— В той форме, в какую вы это облекаете, мой вопрос звучит очень глупо.
— Вы отнюдь не кажетесь мне глупым.
— Но тем не менее это так, святой отец, — горько произнес я. — Я влюблен.
— В буквальном смысле?
— Да.
— Что ж, об этом можете не говорить.