— Да я и не в состоянии.
— Вы ведь, кажется, женаты?
— Да, святой отец. И к тому же — живу в Сан-Вердо.
— Боюсь, Блейк, что вы сами загнали себя в тупик, из которого нелегко выбраться. Даже не знаю, что вам и посоветовать.
— А если бы такое случилось с вами, к кому бы вы обратились? — спросил я.
Преподобный Хикс задумался.
— Трудно сказать, Блейк. Ведь вера иррациональна и непознаваема. Разумеется, будучи священником и, надеюсь, не самым худшим, я был бы страшно польщен, обрадован и возбужден, если бы в один прекрасный день в мою дверь постучал посланник Господа. С другой стороны, это non sequitur[Не следует (лат). Логическая ошибка, состоящая в том, что положение, которое требуется доказать, не вытекает из приведенных в подтверждение доводов.], потому что в тот миг, когда я его впущу, слепая вера исчезнет, уступив место реальности. А вера и реальность несовместимы.
— И все-таки, святой отец, вы не ответили на мой вопрос, — напомнил я.
— Я не могу на него ответить.
— Значит, нам обоим следует обратиться к психиатру. Он сумеет все объяснить.
— А вы не хотите рассказать мне все, как есть? — спросил Хикс, почти умоляюще.
— Нет. Это не поможет.
— Что ж, Блейк, дело ваше. Однако, раз уж вы так настаиваете на ответе, то я бы на вашем месте обратился к одному из специалистов в своей собственной области.
— К пастору?
— Нет, скорее к раввину, — вздохнул Хикс. — Но не потому, что они больше знают. Хотите ещё шерри, Блейк?
— В девяти случаях из десяти, — сказал мне раввин Макс Гельберман, — иноверец обращается ко мне с просьбой помочь ему жениться на еврейке.
Рабби Гельберману я бы дал на несколько лет меньше, чем преподобному Хиксу, то есть — около пятидесяти. Росту он был невысокого, а на круглом лице светились умные голубые глаза.
На носу у раввина красовались очки в металлической оправе и время от времени он теребил округлый подбородок. Принял меня раввин в новом иудейском центре, в здании современной постройки, объединявшем культурный центр и синагогу. Внутри жужжали кондиционеры. Приехал я туда в половине десятого вечера, когда в вестибюле лихо отплясывали подростки, а сам рабби пытался набросать проповедь. Из-за моего приезда её пришлось отложить.
— Однако вас, — продолжал он, — по-видимому, привела ко мне иная причина.
— Откуда вы знаете, что я иноверец?