— Можно у вас спросить одну вещь?
Он отодвинул свои бумаги. Глаза его уже блестели, и я знал, что теперь он меня не прогонит. Он всегда хорошо ко мне относился.
— Что, если солдат убежит? — спросил я.
— Бывает, что и самые лучшие солдаты бегут — приходится, — улыбнулся генерал.
— Но если он знает, что его долг — наступать?
— Тогда он, значит, трус и изменник, — медленно произнес генерал, глядя на меня очень внимательно.
— Тогда он трус, сэр?
— Да.
Я протянул ему смятую бумагу. Но я не заплакал, а смотрел прямо ему в глаза.
— Что такое? — Он прочел все до конца, поджал губы, перечитал снова. — О черт, — пробормотал он. — Где ты это взял, сынок?
Я ответил. Сказал, где можно найти книгоношу, а потом спросил:
— Можно мне теперь уйти, сэр? — Я знал, что, если сейчас же не уйду, что-то у меня внутри оборвется.
В тот вечер книгоношу расстреляли. Капитан Джонс пытался удержать Джейн дома.
— Тебе нельзя это видеть, — уговаривал он ее. — Ради бога, Джейн, ну зачем тебе это видеть?
— Зачем? — Она посмотрела на него удивленно, потом обеими руками коснулась его лица. — Ведь ты меня любишь, Джек?
— Пора бы тебе это знать.
— И ты знаешь, что делает с человеком любовь. Ну так вот, я должна это видеть, должна.
Но он не понял. И я в то время тоже не понял.
Пока они разговаривали, в комнату вошел генерал Уэйн. Он остановился, поглядел на нас, потом сказал отрывисто:
— Пусть смотрят, капитан, если им хочется. Я думаю, Бентли это не повредит. Этот шпион — храбрый человек.