Катализатор

– Он не в тюрьме, а в специальном заведении для преступников.

– Где?

– Я не могу этого сказать. Информация засекречена.

– Какое вы имеете право хватать человека без суда и следствия и прятать в каком-то изоляторе, так что родственникам ничего не известно о его судьбе?

Грэнон хранил молчание.

– Он не на планете?

– Я не могу ответить на ваш вопрос.

– А что вы вообще можете ответить?

– Я могу сообщить, что ваш брат находится у нас. Могу сказать, что он жив. Могу также добавить, что вам не стоит рассчитывать на его скорое освобождение. Возможно, он никогда не выйдет на свободу.

– К кому еще я могу обратиться? – умоляющим тоном спросил Йенси.

– Больше не к кому. Я – последняя инстанция. Сожалею, но больше того, что я сообщил вам сегодня, вы никогда не узнаете.

Йенси с надеждой обернулся к Томкинсу. Адвокат кивнул:

– Боюсь, он прав. Дальше идти некуда. Можно, конечно, обратиться в суд с иском, но придется ждать несколько лет, чтобы по нему хотя бы объявили слушание. В общем, следует признать: мы исчерпали все возможности.

Даже после того, как Томкинс переключился на другие дела и перестал ему помогать, Йенси не оставил попытки узнать что-нибудь о брате, но с каждым днем все сильнее убеждался, насколько бесплодны его потуги. Со временем это превратилось просто в хобби, стремление раздобыть хоть толику информации, хотя было совершенно очевидно, что шансов нет.

Йенси вернулся к работе и постепенно все меньше и меньше вспоминал об Иштване; когда же он все-таки думал о брате, то испытывал чувство вины и боль утраты.

Однако нужно было как-то жить дальше.

Генри постоянно менял работу и еле-еле сводил концы с концами, а потом улетел с планеты в поисках легкой наживы: он планировал недолго поработать в каком-нибудь выгодном месте, сколотить небольшой капитал и, вернувшись, вложить деньги в недвижимость. Йенси расстроился, узнав об отъезде друга. Теперь он остался наедине с самим собой, опостылевшей работой и пустым домом. Изредка проводил вечер с приятелем или случайной подружкой. Бывало, допоздна бродил в одиночестве по улицам, без устали укорял себя и давал клятвы вернуть брата. Но в глубине души Йенси понимал, насколько ничтожны шансы снова увидеть когда-нибудь Иштвана. Придется примириться с этим фактом. Придется привыкнуть, что он остался один.

Часть 2

9

Когда он нажал на спусковой крючок, пистолет сделал вовсе не то, о чем ему говорили. Вместо забавной шутки произошел настоящий выстрел, убивший человека по фамилии Фишер. Но кто же ему это говорил? Сейчас, после всего случившегося, он не мог вспомнить, в голове царил сумбур. И был ли это внутренний голос? В голове и сейчас звучали голоса, и временами он, как ни старался, не мог их не слышать. Хотя нет, в данном случае он был уверен, что это наружные голоса. Ну если и не совсем, то почти уверен. Он слышал голос Йенси и голос матери тоже. Но теперь, когда мать пропала, ее голос тоже стал внутренним. Да и Йенси больше не было рядом, так что и его голос можно считать внутренним. Как же во всем этом разобраться?

Но несмотря ни на что, Иштван почти не сомневался: тот голос, что велел ему взять пистолет, был наружным, а не внутренним. А потом пистолет выстрелил, но не облил человека по фамилии Фишер красной краской, как ожидал Иштван. Нет, произошел настоящий выстрел, и голова Фишера разлетелась на кусочки. Кто же такой этот Фишер? Об этом у Иштвана не было ни малейшего представления. Просто какой-то человек, которого голос (не важно, наружный или внутренний) хотел поставить в неловкое, смешное положение. Это будет такая шутка, объяснил голос.