Чужаки

Иных доступных средств самозащиты не осталось.

Дверь за Отцом закрылась – Джоан это слышала, хотя не видела, – и в комнате вдруг стало светлее. Наверное, старик принес с собой свечу или фонарь. Джоан ожидала, что Отец встанет перед ней, заставит смотреть на него… Ничего подобного. В тишине лишь зашелестела одежда, с характерным звуком упали на пол штаны. Девушка поняла, что там происходит, и желудок свело судорогой от дурного предчувствия. Через пару минут старец встал перед Джоан – голый, с возбужденным членом. При виде дряхлого старческого тела ее охватило отвращение: грудь обвисла и покрылась рубцами, морщинистая кожа вызывала гадливость.

Сколько ему лет? Джоан пробовала подсчитать возраст Отца, еще когда жила в Доме, и пришла к выводу: лет семьдесят или чуть больше. Впрочем, Марк и Ревекка с непреклонной убежденностью заявили, что Отцу не меньше двухсот. Тогда она просто рассмеялась – беднягам хорошо промыли мозги, но сейчас по спине пробежал холодок. В такую минуту поверишь во что угодно. Внимание Джоан привлек шрам у правого плеча, такие отметины, верно, оставляли стрелы.

Отец пошевелился.

– Ты родишь мне сыновей, Руфь. Такова Божья воля.

Тут она и блеванула.

Идея пришла ей в голову спонтанно. Вспомнилось, что Отец патологически боялся всякой заразы и то и дело проводил очистительные обряды. Она же в детстве была до того брезгливой, что легко могла вызывать у себя самой позывы к рвоте одной мыслью о чем-нибудь противном. Разум сложил одно с другим, и, когда Отец приблизился, Джоан представила себе плавающие в молоке испражнения.

И разразилась рвотой.

Она повернула голову набок, чтобы не захлебнуться, однако струя получилась слабая, часть жидкости осталась на матраце и скатилась в его бороздки. Под щекой ощущалась противная липкая влага с ужасным гнилым запахом, отчего Джоан немедленно вырвало еще раз.

Отец в ужасе отшатнулся, член опал, и, хотя лицо его говорило, как страшно ему хочется ударить, избить, наказать непокорную, он не смог себя пересилить. Ему было противно, он боялся запачкаться, а потому обошел ложе стороной и начал одеваться. Джоан слышала, как он давится, стараясь подавить собственный рвотный импульс. Через несколько секунд Отец вышел, прихватив с собой светильник, и громко хлопнул дверью.

Джоан отвернула голову от запачканного рвотой места на кровати. Здесь вонь была не такой сильной или хотя бы не шибала в нос, но плечо и бок намокли, а во рту стоял кислый привкус. Впрочем, в желудке, похоже, не осталось ничего, что еще могло выйти наружу.

На время ее оставят в покое. Сначала Отец пришлет кого-нибудь навести порядок, а потом ей придется еще хуже. Инстинкт самосохранения не оставил времени задуматься о последствиях – до Джоан не сразу дошло, что в долгосрочной перспективе она себе, возможно, только навредила.

Однако, если она не ошибается…

…то ее развяжут, чтобы сменить простыню и смыть грязь; представится возможность укусить, пнуть или даже сбежать. Джоан быстро взвесила варианты. Шанс был реальным и стоил того, чтобы подготовиться к его использованию.

Конечно, Отец мог и не послать никого, оставив ее мучиться в луже собственной высыхающей рвоты.

К черту последствия! Джоан была довольна, что не спасовала. Даже если ее изобьют, изнасилуют или прикончат, она сумела проткнуть панцирь железной надменности Отца. Одно воспоминание о том, с каким ужасом он глядел, как икал, быстренько одеваясь, таило в себе ощущение победы.

Откуда-то с улицы послышался дикий вопль – кто-то завыл, словно в агонии. Джоан представила себе бродящее по лесу чудовище и задрожала, испугавшись на глубинном, подсознательном уровне. Крик повторился. Собственно, он и не прерывался – лишь нарастал и спадал. Кричал все-таки человек – от сильной физической или душевной боли.

В соседней комнате поднялся шум. Джоан услышала рев Отца, разобрала слова «ты» и «опять», заронившие слабую надежду. Отец гневался. Орал на своих. Хорошо. Значит, не все идет, как он задумал.

Может, теперь ее просто прикончат, чтобы больше не возиться?

Джоан отчаянно пыталась расслышать, что еще сказал Отец. Тот орал не переставая, по полу шаркали ноги.