Хендрикс приложил к его губам палец.
– Смотри, мы сейчас оставим тебя поразмыслить над своим поведением. Запомни: долго или быстро – решать тебе. Расскажешь правду – все произойдет быстро и безболезненно. Обманешь – и тебе будет очень больно, и продлится это очень долго. Ты меня понял?
Тейт ничего не ответил.
– Ты понял меня? – переспросил Хендрикс угрожающе.
Пленник кивнул.
– Очень хорошо. Мы сейчас оставим тебя, а ты как следует поразмысли обо всем. Мы с напарником пойдем перекусим, а ты расслабляйся тут. Когда мы вернемся, ты расскажешь нам все о Сюзанне Ломбард. Или я сделаю так, что ты пожалеешь о своем упрямстве.
Хендрикс говорил спокойно, равнодушно, как о чем-то обыденном, словно решал, какого пива выпить.
Затем он кивнул Дженн, и они вышли, оставив Тейта болтаться в его камере. Тот пытался остановить их и вопил до тех пор, пока они не закрыли за собой дверь.
– О ком рассказать? О ком?! Я не знаю никакой Сюзанны! Не знаю! Какая еще Сюзанна Ломбард, эй, мужик! Я не знаю ее.
Он кричал снова и снова.
Дженн предпочла включить хеви-метал, лишь бы не слышать его голос. Он был так убедителен, так старался выполнить все, что ему говорили… Был так искренен… Ее сердце могло бы смягчиться, если б до этого Дженн много раз не наблюдала подобные сцены. Комната для допросов – величайшая школа актерского мастерства. Этим мерзавцам соврать так же просто, как высморкаться. Они бывают так убедительны, что у нее порой закрадывалась мысль, а не убеждают ли они самих себя в собственной невиновности. Но в конечном итоге все это не имело никакого значения. Единственная разница между всеми ними заключалась в том, как быстро допрашиваемые начинали это понимать. Дженн посмотрела на часы и нажала кнопку на пульте. Камера Тейта осветилась ярким молочно-белым светом. Его тело дернулось; было видно, как он кричит, будто свет обжигал его.
Музыка продолжала грохотать.
Дженн и Хендрикс вышли из камеры Тейта на солнечный свет. Дженн заперла дверь, затем они сняли свои комбинезоны и маски. В камере было отвратительно грязно и нечем дышать, так что оба обливались по́том. Хендрикс в одних трусах отошел в сторонку и закурил. Дженн в ее шортиках и лифчике даже не пришло в голову возмущаться откровенным нарядом напарника. В конце концов, они давно уже не придавали значения таким условностям.
Дженн направилась к своему командному пульту, по пути выудив из кулера четыре бутылки воды. Затем нашла небольшое затененное место, прислонилась спиной к стене и без сил сползла на землю. Когда вернулся Хендрикс, она протянула ему бутылку.
– Который час? – спросил он.
– Да шут с ним, с часом! Какой сегодня день недели?
Он достал телефон и сунул ей под нос.
– Когда успел наступить четверг? – изумилась она.
Они работали с Тейтом уже четвертый день. Дело продвигалось медленно, и Дженн с Хендриксом разошлись во мнении, насколько далеко им удалось уйти. Хендрикс считал, что все идет хорошо; Дженн несколько удивлялась тому, как все затянулось. Она рассчитывала расколоть Тейта значительно раньше. У этого жалкого похитителя детей оказался более крепкий характер, чем она ожидала. Ясно было лишь, что Тейт смирился с безнадежностью собственного положения. Теперь он смотрел на Дженн и Хендрикса как на богов, вершителей его судьбы. На этом этапе он старался угодить им, хотя и не признаваясь пока в собственной вине. Это был стандартный промежуточный этап. Он все еще ходил кругами, но с каждым разом эти круги становились все у́же.
В течение первых двух дней Тейт рассказывал сказку о том, что никогда даже не слышал о Сюзанне Ломбард и ее похищении. Это была глупая ложь, и Хендриксу пришлось поднажать на него, чтобы тот прекратил отпираться. Это случилось во вторник. Они заставили Тейта все рассказать. Он, естественно, был в курсе истории Сюзанны Ломбард и знал ее в подробностях. Но при этом не рассказал им ничего такого, о чем не сообщалось бы в прессе. Более того, он клялся, что никогда не пытался взломать серверы АКГ.