Жена моего мужа

22
18
20
22
24
26
28
30

– Вы там как будто присутствовали, – медленно сказал Тони Гордон.

Мне вспомнилась конюшня. Запах сена. Изморозь на балках. Горячее дыхание Мерлина на моей шее. Страдальческий крик мамы: «Нет! Это неправда! Это какая-то ошибка!»

– Давайте ближе к делу, хорошо? – огрызнулась я.

Как будто это так просто.

Март 2001 года

– Это дело, как вам, ваша честь, без сомнения, известно, не лишено определенной важности и деликатности не только для ответчика, который всегда неизменно заявлял о своей невиновности, для семьи покойной и для широкой общественности, но и для тех, кто готовил защиту обвиняемого: одна из моих сотрудниц стала жертвой целой кампании с целью устрашения. Нами поставлена в известность Королевская служба уголовного преследования и, конечно, мой уважаемый коллега, поэтому если в зале суда присутствует тот, кто хоть как-то связан с преступниками, пусть запомнит: любая попытка повторить нечто подобное чревата самыми серьезными последствиями.

Тони Гордон сделал паузу, давая присутствующим осознать услышанное. Этого у него не отнять – адвокат от бога, расхаживающий взад-вперед перед присяжными, прожигая взглядом каждого и подкрепляя слова выразительными жестами. Будь я присяжной, меня бы он убедил. Интересно, каково быть замужем за таким, как Тони Гордон? У меня складывается ощущение, что наш адвокат вполне способен перекроить истину по своей мерке – и доказать самому себе, что у него есть полное право так поступать.

Обвинение уже высказалось: прокурор выдвинул серьезные обвинения против Джо, заявив, что он домашний тиран, обращавшийся с жертвой как с рабыней, и хладнокровный убийца. Но им не повезло, когда дело дошло до предыдущей подружки, когда-то обвинившей Джо в преследовании: выяснилось, что она год назад скончалась от рака легких. Такая молодая! Меня неприятно поразило испытанное мною облегчение, но что поделать, это юриспруденция: чужое несчастье может укрепить ваши позиции.

– Заявляю с самого начала, – продолжал Тони, – что хотя факты запугивания одной из моих коллег достаточно серьезны, очевидной связи с данным делом они не имеют. Однако если что-то изменится, я буду ходатайствовать перед судом, чтобы присяжные заслушали свидетельские показания.

Я почувствовала, что густо краснею. Тони меня об этом не предупредил.

Несмотря на упоминание об отсутствии «очевидной связи», Тони продолжал конкретизировать (или это часть его стратегии?).

– Ей подбрасывались письма с угрозами, на улице у нее выхватили сумку с важными документами. Хуже того, была даже отравлена лошадь, принадлежавшая моей коллеге, дабы запугать нас и заставить отказаться от ведения дела.

Мое имя не прозвучало, как не был упомянут и тот факт, что первое письмо написал дядя Сары Эванс, но всем было ясно, о ком идет речь: я сидела бордовая как свекла, а Тони бросал на меня многозначительные взгляды.

Зал ахнул. Со своего места на возвышении Джо Томас смотрел мне в глаза. В его взгляде читалось сочувствие, которого не было, даже когда речь шла о бедной Саре Эванс.

Как Тони смеет выставлять меня напоказ? Но я тут же сообразила: он делает это намеренно. Хочет показать присяжным слезы в моих глазах. Хочет, чтобы они увидели боль, которую причинили мне невидимые зловещие силы, не желавшие, чтобы дело Джо Томаса дошло до суда. Может, подсудимый с его высокомерием не тронет сердца присяжных, но их симпатию вполне способна завоевать молодая женщина вроде меня.

Я кое-как справилась с собой: мы здесь, чтобы говорить о будущем Джо Томаса. Человека, чьи привычки многим могут показаться странными. Человека, ставшего жертвой скандала национального масштаба.

Когда неловкость немного прошла, я поймала себя на том, что разглядываю зал. Я никогда здесь не бывала – в бюро мне поручали только арбитражи. Зал был огромный, как церковный неф, и отделан красным деревом. Джо Томас сидел выше всех в стеклянной клетке и обеими руками держался за узкую полочку. В зале было жарко, хотя, идя сюда к восьми тридцати утра, я поскользнулась и чуть не упала на обледенелом асфальте. Меня поразило, что снаружи здание суда ничем не отличалось от обычных муниципальных домов – безликое, отстраненное, с грязноватым белым фасадом. Экстерьер ничем не выдавал тот цирк с театром, который творился внутри.

На кону стояло будущее человека. Какая огромная ответственность! Меня бросило в жар. Джо Томас тоже сидел мокрый от пота в своей клетке.

Мы смотрели, как Тони и обвинитель вели перекрестный допрос экспертов по бойлерам, специалистов по статистике, чиновников из службы охраны труда и приехавших в ночь происшествия на вызов офицеров полиции. Затем Тони бросил очередную «гранату», к которой я не была готова: вызвал человека, который переехал в квартиру Джо. После нескольких безобидных вопросов он спросил:

– Как бы вы описали своих новых соседей, мистера и миссис Джонс?