Мы начали говорить обо мне, когда мне исполнилось четырнадцать. Помнишь? Упрямая, закрытая, грубая, бунтарка. Я делала все под стать своему возрасту. Дважды убегала из дома, как ты знаешь. Первый раз – в припадке дикой злости. Вот я кричу на нашу няньку (как ее звали? София? Дафна?), и тут же я оказалась на вокзале Чикаго, уже пытаюсь купить билет до Нью-Йорка. А между – ничего не помню. Там меня и нашли копы. Я и сейчас кажусь младше своих лет. Могу только представить, на кого я была похожа в четырнадцать: худая, колченогая, с мальчишеской стрижкой и жирной кожей. Полный набор для низкой самооценки. Первые из многих серьги в ушах и щеках. И, конечно же, во всем черном.
Что бы я делала в Нью-Йорке? Видимо, об этом я тоже подумала, раз стащила из кошелька Софии или Дафны то, что приняла за кредитку (а это оказалась карточка Американской автомобильной ассоциации, на случай поломки ее машины). Ну очень наивной я тогда была. Копы привели меня домой как раз к твоему возвращению с работы. Ты даже пальто еще снять не успела. И без особого интереса выслушала все то, что они тебе рассказали. Не наказала меня, даже никогда не говорила об этом. Просто попросила помыть руки перед ужином. Можешь себе представить, как я взбесилась.
Во второй раз было иначе. Я только-только рассталась с Колином. Из-за тебя. Я была в замешательстве. Я летела в пропасть и не могла понять, прыгнула ли я в нее сама, или же меня столкнули с обрыва. Я почти могла это физически ощутить, и я совершенно точно не могла думать: сердце колотилось, дыхание перехватывало, у меня даже высыпала крапивница по всему телу. А тебе до этого не было дела. Ты просто уходила с утра и возвращалась ночью. Марк уже уехал в колледж. Папа… Кто ж знает, где он пропадал. Я думала, что умираю. Все выходило из-под контроля, и мне было страшно. И тогда я снова сбежала. Но в этот раз я была смышленее. Собрала сумку и отправилась к Аманде просить убежища. Ей было приятно. Аманда очень серьезно отнеслась к своей роли крестной и всегда просила приходить к ней, особенно если у нас с тобой были стычки. Думаю, ты не удивишься, узнав, что ей это доставляло радость. Я всегда восхищалась ею. Видела ее твердость, то, как она относится к другим, как смотрит на мир. Но я всегда была выше этих преград. Разумеется, я извлекала из этого выгоду. Бесстыдно. И в этот раз тоже. Я выложила все обиды на тебя и смотрела, как она разрабатывает план.
Как я и сказала, думаю, она вынашивала эту идею годами. И просто ждала подходящего момента. Она наблюдала за мной, просчитывала все и надеялась. Видя, как я превращаюсь из упрямого, но любящего ребенка в абсолютного отщепенца, цепляющегося к матери. Ждала своего шанса. Думала, что в этот раз он у нее был. Мы сидели за ее обеденным столом, и у нее было забавное выражение лица. Забавное для Аманды, ведь обычно она такая отрешенная. Но я видела, как она волнуется, спрашивая меня. Не хочу ли я переехать к ней и Питеру? Провести юность с ними. Бросить вас с папой, хоть мы бы и виделись, конечно же. Она была бы мне приемной матерью. Это выбило меня из колеи моей подростковой ярости. И привлекло меня. Месть, месть во плоти. Я попросила немного времени, чтобы подумать. Она с легкостью согласилась и отправила меня домой до тех пор, пока я не приму решения. Я пришла в тот вечер домой будто бы в бреду. Ты заметила, что что-то не так: я видела, как ты изучала меня за ужином. Но ничего напрямую не спросила. Тем не менее позднее ты вошла в мою комнату, а ты редко ко мне заходила. Села на краешек кровати и сказала нечто странное. Будто бы ты все знала. Ты сказала: «Три года. Всего лишь три года». И похлопала меня по руке. Большего и не нужно было. Только одно прикосновение. И хоть в те годы, меня трясло от любого физического контакта, мне было приятно твое касание. В мгновение я отвернулась от Аманды и ее хорошо продуманных планов. Мы никогда не говорили об этом с Амандой. Никаких вопросов. Но она никогда не меняла своего отношения ко мне. Все было как раньше: бунтарка и нежно любящая крестная мать. До самой ее смерти.
А что ты сказала сегодня, после того как я с тобой поделилась? Ты улыбнулась и похлопала меня по руке. А потом отдернула ладонь, быстрее, чем мне бы хотелось. Ведь теперь я отношусь к прикосновениям иначе. Абсолютно по-другому. Хотя я сейчас не особо могу расположить к себе. Я за несколько лет одичала и теперь не могу так просто выйти к людям. «Боже, помоги мне» – подумала я, не заметив, что сказала это вслух, пока ты не отозвалась: «Да, помоги, пожалуйста».
* * *Сегодня у меня плохой день. В такие дни верующие молились бы, но я просто не могу пасть так низко. И вот одно-единственное слово бьется в моей голове, маленькая просьба к маленьким богам. Божкам. Пожалуйста. Только это слово. Снова и снова.
* * *Фиона всхлипывает. Положив голову на руки, за столом. Магдалена стоит позади, поглаживая ее по спине. Пусть обе катятся к черту.
– Я столько всего делаю! День за днем. Месяц за месяцем. – Говорит Фиона. Голова зеленоглазой змеи выглядывает из-под рукава футболки. Короткие волосы взъерошены. Мы тут уже какоето время.
– Да, делаешь. Конечно же. – Успокаивающий голос Магдалены не соответствует выражению лица.
– И что же на самом деле ты делаешь? – спрашиваю я. – Просила ли я тебя хоть когда-нибудь что-то сделать?
Я возбуждена, меня вдохновляют мои обиды.
– Знаю, что это в ней говорит болезнь, но все равно мне так больно. Так больно. – Голос Фионы звучит приглушенно. Она не поднимала головы.
– Нет, это я. Перестаньте обращаться со мной, как с сумасшедшей. Я забывчива, да. Но то, что я забыла, куда дела ключи от машины, еще не делает меня психопаткой. И не тряси головой. Я слышала, как ты говорила по телефону: «Сегодня она сама не своя. Психопатка». Ты так и сказала. Даже не отрицай.
Фиона просто трясет головой.
Вмешивается блондинка:
– Дженнифер, ты не можешь найти ключи от машины по той простой причине, что они больше не существуют. Твою машину продали в прошлом году. Тебе нельзя водить. Ты слишком больна.
– И ты туда же.
– И я. Все.
– Все.
– Да, просто поспрашивай. Давай же. Выйди на улицу. Постучи в пару дверей.
ebooksa