Значит, похитители не успели напичкать ее наркотиками.
– А по дороге ты была в сознании? – уточнил Джеймс. Самого его незнакомцы вырубили, а в девочке они, наверное, не видели никакой реальной угрозы.
– Д… да, – ответила Дебора.
Джейкоб подумал, сможет ли она сообщить ему хоть что-то, чтобы он смог понять, сколько времени здесь находится.
– Дебора, ты можешь сказать, во сколько тебя захватили? – спросил он.
– Я вышла из синагоги около двух. Прошу вас, скажите, что они собираются с нами делать?
Джеймс закрыл глаза и покачал головой. Он сам хотел бы это знать.
А знал он только одно – его захватили около шести вечера, так что с того момента прошло уже около двадцати четырех часов. Адажио уже наверняка беспокоится. Она, конечно, поднимет тревогу, но что она сможет рассказать? Дочь даже не знает, что он собирался купить рыбу с жареным картофелем…
Его сердце разрывалось от беспомощности.
– А ты не слышала, они ничего не говорили, пока ты была в фургоне? – осторожно продолжил Джеймс свои расспросы.
– Нет… хотя… нет, я слышала только слово «закуска», но они просто говорили о еде, – сказала девушка и заплакала. – Как бы я хотела знать, в чем я виновата… Зачем мы им нужны? – слышалось сквозь рыдания.
Джеймс очень хотел приблизиться к ней, но его собственная нагота не позволила ему обнять и успокоить девочку. В том, что он голым подвинется к этой испуганной бедняжке, было что-то непристойное.
По ее голосу он определил, что их разделяют около пятнадцати футов, и все-таки стал двигаться в ее сторону.
– Вытяни руку, – попросил Джейкоб.
Дебора подвинулась влево, и он протянул к ней свои связанные руки. В темноте он ощупал все кругом.
И вздрогнул, почувствовав в своих руках ее маленькую, мягкую ручку.
Адажио, его красавица Адажио…
Пока Джейкоб размышлял, увидит ли снова свою дочь, из угла глаза у него выкатилась слеза, покатившаяся вниз по щеке.
– Все хорошо, Дебора. Все будет в порядке… – успокаивающе произнес мужчина.
Джейкоб погладил руку девушки своим большим пальцем, как он проделывал это много раз со своей дочерью. Рыдания стали стихать.