— Это они, инвесторы? Мы значит сможем и машину новую вам прикупить, и кв…
— Нет! — подскакивая, взвизгнул главврач. — Ни в коем случае. Понимаешь ты, курица, старая, это же не государство, это мафия… Мафия, понимаешь? Мафия! Мафия нам деньги перевела, бандиты. Они не простят. Они проследят. Они…
Побелев лицом, с выпученными глазами, не столько от неожиданного перевода её в статус «курицы», сколько от определения «мафия», замша немо прижала руки к горлу.
— Ни одной копейки, ни цента… — Рубя рукой воздух, кричал главврач. — Если мы жить хотим… Так сказал этот. — Главврач указал глазами на телефон. Замша проследила круглыми глазами…
Образовалась пауза. Немая, пустая, тревожная.
— Но Медведев кажется говорил по-другому… — что-то припоминая, вымолвил наконец главврач.
— Медведев? Это звонил Дмитрий Анатольевич? Сам? — Теперь у замши голос сел.
— Нет, дура. Извини меня. Это не Медведев! Это другой… Медведев вроде говорил, «свобода лучше, чем несвобода» или… Вспомни, про что он говорил…
— Он говорил про… свободу вроде… что она лучше…
— Вот! — Воскликнул главврач. — А этот сказал, что жизнь лучше, чем…
— Несвобода?!
— Чем смерть! — Простонал главврач.
— Господи! Кому смерть?
— Да всем, кто хотя бы рубль, цент или что там…
— Да мы и не собирались, мы только… на лекарства.
— Вот, и никуда больше. Никуда. Никакого распила. Только дети и… дети! Запомни! Я сказал!
9
День за днём шли, уходили, как воздух из проколотой шины, с шумом и нервами, а Виктор Викторович, вновь испечённый гражданин Российской Федерации Николай Петрович Листов, уже имея на руках паспорт российского гражданина, паниковал — что дальше-то делать, что? До дрожи нервничал, мысленно едва не рыдал, пытаясь выстроить хоть какой-нибудь внятный для себя план если не возвращения на прежнее место в стране — сейчас, сегодня, завтра, — то хотя бы мести. Жёсткой, жестокой, однозначной, и не только «этому», подставному клоуну, но и всем сопричастным, включая и всех бывших своих советников, министров, губернаторов, чиновников. Они что, слепые? Они не видят разницу, они не слышат её… А жена, дочери? Неужели жена не заподозрила разницу, она же его знает как облупленного, а дочери… Нужно позвонить им, решил он. И первой, конечно, жене… Но опомнился, — нельзя, нельзя! — его же сразу засекут, засекут, там же всё под колпаком. Все её разговоры на прослушке, особенно теперь. Там ФСБ, там ФСО, там… И дочерям звонить нельзя. И Шойгу нельзя, и Сильвио, и Шрёдеру, и Меркель, и… Кому? Ни-ко-му! Никому! Что делать? Что?
Гости пузана и он с ними, сидели в огромной, по царски шикарно обставленной гостиной, с высоченным потолком где-то под десять метров, и шириной в длину не меньше баскетбольной площадки, как показалось Виктору Викторовичу, под огромной хрустальной люстрой, свисающей с потолка, за большим десертным столом, ели фрукты, пили Киндзмараули, смотрели огромный экран телевизора, на котором показывали демонстрацию смены президентов, когда откровенно смеялись, когда и усмехались. Если бы не передача, они бы могли увидеть «скрученное» переживаниями, побелевшее лицо и безумные глаза «переводчика». Но они были заняты, пили вино, смотрели телевизор.
Вот попал! Вот подставили, глядя на экран телевизора, думал «переводчик». Ещё и с таким лицом… Нет, с прежним лицом было бы хуже. Два президента в стране, это… хуже чем Петросян вместе с «Камеди клаб». Сразу бы упрятали в психушку. Накачали бы препаратами «да здравствует ещё один Наполеон», и всё, хана, «Вася не чешись»… Это в лучшем случае… Вот дела. Ни в Совбез, ни к Генеральному Прокурору, ни к Меркель, ни к Сильвио, ни к Жириновскому, ни к Матвиенко обращаться нельзя, даже к прессе, на телевидение или частным сыщикам — ни в коем случае. Сразу провал. Его возьмут, повяжут и замочат…
ebooksa