Весь день я считаю часы до той минуты, когда мы с Дэвидом сможем сбежать из реальной жизни и потихоньку спуститься в кроличью нору пьянства. Дни в «Туфлосе» всегда длинные и крайне утомительные, но с наплывом новых пациентов и возросшей ответственностью и количеством работы возможность выйти отсюда пораньше и по-настоящему расслабиться значительно уменьшается. Я с нетерпением жду, когда мы с Дэвидом выскочим отсюда как пробка из бутылки и я наконец смогу хоть на некоторое время спрятать голову в песок от всего, что может считаться обязательствами взрослого человека.
– Погоди секунду, Джули мне только что написала, – говорит Дэвид.
Я театрально закатываю глаза, прозрачно намекая на то, что мне совершенно не хочется, чтобы к нам присоединилась еще и Джули. Но пока Дэвид сочиняет сообщение с отказом, в поле зрения возникает сама Джули, тошнотворно жизнерадостная, во всем своем кашемировом великолепии от «Берберри».
– Привет! Дэвид, а я только что послала тебе эсэмэс. Как дела, ребята?
Как можно оставаться настолько энергичной после рабочего дня в «Туфлосе»? Для меня это загадка из загадок.
– А я как раз писал тебе ответ, – сообщает Дэвид и убирает телефон в задний карман.
– А вы собирались куда-то отправиться? Если да, я бы так хотела пойти вместе с вами! – У нее огромные, умоляющие, влажные глаза, и мне почти не хватает духа ей соврать. Почти.
– Да, – встревает Дэвид, прежде чем я успеваю завернуть Джули. – Мы идем в «Джиммиз». Ты в компании?
– «Джиммиз»? Так это туда ты хотел пойти? – Я старательно изображаю спокойно-безразличный тон. – Слушай, я однажды переспала с тамошним барменом, и он после этого названивал мне целый месяц. Чуть с ума не свел. Сам понимаешь, теперь я не могу там появляться. Вы идите, а я присоединюсь к вам как-нибудь в другой раз.
Договаривая, я уже иду по коридору, достаю из сумки сигареты и ищу зажигалку.
– Погоди, Сэм, я… я…
Дэвид еще не успевает закончить предложение, как мой разум взрывается от ярости. Гневный голос в моей голове вопит – как, как он мог пригласить эту жалкую гусеницу в один из наших баров?! Это нарушает священные узы нашей дружбы! Она нарушает! Зачем он впустил к нам кого-то еще? Почему предпочел ее мне? Необходимо во что бы то ни стало сохранить лицо. Он не может оставить меня ради нее. Это я его оставляю. Ему не удастся меня бросить, если я брошу его сама.
– Ничего страшного. Увидимся завтра, – бросаю я через плечо и выхожу в темноту раннего вечера.
Сигарета никак не закуривается, сраный ветер постоянно задувает пламя зажигалки. Мне хочется завизжать, обматерить ветер, обвинить его в том, что я плачу. Я забегаю в метро, прячусь в последнем вагоне и убеждаю себя в том, что у меня совершенно нет желания убить Дэвида и проклясть его самыми страшными словами за то, что он покинул меня. Меня! А ведь я была ему таким хорошим другом! И после всех этих лет он променял меня на Джули. Джули, эту невнятную, смехотворную пародию на человека! Господи боже!
Я устраиваюсь на сиденье для инвалидов на линии С и сворачиваюсь в клубочек. Поезда на С всегда трясет и раскачивает сильнее, чем на других линиях, и это помогает немного успокоиться. Мне нужно утешение. После того как меня отвергли, надо сделать что-то, что возместит нанесенный моральный урон. Надо, чтобы кто-то любил меня. Где, к чертовой матери, носит Эй Джея?
Мой телефон не перестает пиликать с тех пор, как я вышла из метро. Это Дэвид. Но я ни разу ему не ответила. Я читаю каждое сообщение, которое он мне присылает, но ни одно из них не может погасить в моей душе гнев и негодование за то, что он предпочел Джули. И он даже не понимает, почему это так ужасно – бросить меня ради блестящей, пластмассовой копии человека.
Я в «Никс-баре», здороваюсь с приятелями, обмениваюсь со всеми поцелуями, обнимаюсь, отвечаю на дежурные «как дела». Все как обычно. Закутавшись в фальшивый оптимизм, окруженная фальшивой искренностью, я осматриваю бар в поисках хоть одного действительно дружеского лица… или того, ради кого я сюда пришла.
Войти в бар – все равно что сесть в автобус. Только что было темно, ветрено и холодно – и вот ты уже в тепле, вокруг шумно и все движется. Собственно, здесь тоже всегда темновато, как будто специально для того, чтобы можно было выглядеть на все сто, когда на самом деле ты чувствуешь себя хуже некуда. Тут слишком много телеэкранов, которые показывают слишком много разных программ, так что пестрит в глазах, и очереди в женский туалет всегда слишком длинные, но это пустяки. Диджей подмигивает мне, и я обрушиваюсь на свой любимый табурет, у центра барной стойки. Я еще даже не сказала привет Сиду, а он уже наливает мне мой обычный коктейль – «Джек Дэниелс» с колой.
– Сэмми! – с ирландским акцентом кричит он. – Ну как ты, куколка?
– Сид Вишес! Как у тебя дела, детка моя?