Когда под ногами бездна

– Если окажется, что он твой отец, – сказал Джереми, – у тебя появится шанс побывать в отличном месте. Буду ждать приглашения.

– Непременно.

Ей потребовалось три дня, чтобы дозвониться до Чарльза Озариса. Нет, она не занервничала, не встревожилась. Причиной было ее неверие в успех. Рейчел знала, что он не ее отец, чувствовала это нутром и всеми извилинами своего неугомонного мозга.

И все же какая-то часть ее надеялась на противоположное.

Чарльз Озарис подтвердил, что посещал аспирантский семинар по клинической психологии в Университете Джонса Хопкинса вместе с Элизабет Чайлдс. Несколько раз они заходили в бар «Мило» в Ист-Балтиморе, и там действительно висел на стене вымпел команды «Балтимор колтс». Озарис выразил Рейчел сочувствие и сожаление по поводу смерти Элизабет – «интересной женщины», как он выразился.

– Мне говорили, что вы с ней встречались.

– Кто мог вам такое сказать? – фыркнул Чарльз Озарис. – Мисс Чайлдс, я уже с семидесятых годов не скрываю своей сексуальной ориентации и не питаю никаких иллюзий на этот счет. Коллизии в связи с этим бывают, а иллюзии – нет. Никогда не бывал на свиданиях с женщинами и даже не целовался с ними.

– Значит, меня ввели в заблуждение, – пробормотала Рейчел.

– Значит, ввели. А почему вас интересует, встречался я с вашей матерью или нет?

Рейчел честно рассказала о своих поисках отца.

– А что, она не сказала вам, кто он такой?

– Нет.

– Но почему?!

Рейчел пустилась в обычные объяснения, которые с каждым годом казались ей все более смехотворными.

– Она почему-то считала, что таким образом оберегает меня. Сохранение в тайне личности моего отца по ошибке связалось у нее в голове с моим благополучием.

– Насколько я знал Элизабет, таких ошибок она никогда не делала.

– Зачем тогда так бережно хранить тайну? – спросила Рейчел.

– Я учился вместе с вашей матерью в течение двух лет, – ответил Чарльз Озарис с горечью, которой раньше в его голосе не замечалось. – И был, наверное, единственным человеком в радиусе десяти миль, который ни разу не пытался раздеть ее. Поэтому я вряд ли знал ее лучше других. А ей было спокойно со мной. По сути дела, мисс Чайлдс, я совсем не знал ее. Она не раскрывала людям свою душу. Ей нравилось быть скрытной, потому что она обожала секреты. Секреты давали ей власть над людьми. Это было лучше секса. Уверен, что секреты были ее любимым наркотиком.

После разговора с Чарльзом Озарисом Рейчел испытала три приступа паники в течение одной недели. Один произошел в туалетной комнате для служащих Шестого канала, другой – на берегу реки Чарльз во время утренней пробежки, а третий – ночью, в душе, когда Себастьян уже спал. Ей удалось скрыть это и от коллег по работе, и от Себастьяна. Она держала себя в руках, насколько это возможно во время приступа, и все время убеждала себя, что сердце работает нормально, горло не сжимается и она может дышать.

Ей все меньше и меньше хотелось выходить из дома. Несколько недель она таскалась на работу только благодаря усилиям воли, бросая вызов самой себе. В выходные она отсиживалась дома. Первые три недели Себастьян полагал, что в ней проснулся инстинкт гнездования. На четвертую это начало его раздражать. К этому времени они стали заметной в городе парой, их приглашали на все гала-концерты, благотворительные вечера и прочие мероприятия, где можно было и посмотреть что-нибудь, и себя показать, и, конечно, выпить под это дело. Они стали постоянными героями светской хроники в телепрограммах «Будьте с нами» и «Имена и лица». Рейчел изо всех сил сопротивлялась, но была вынуждена признать, что все это ей очень нравится. Впоследствии она поняла, что здесь сработал механизм компенсации: родителей у нее не было, зато она вошла в большую бостонскую семью.