Слишком близко

– Роуз, ты ни при чем. Он хорошо маскировался.

Роуз берет себя в руки.

– Не помнишь, ты на него пожаловалась?

– Сомневаюсь. – Может, это Роб удалил все письма, связанные с центром соцпомощи, но скорее я сама решила замолчать то, что произошло между нами с Ником – сил на борьбу не было. – Иначе я вспомнила бы.

Роуз обещает связаться с организацией, которая заведует центром, и выяснить, получали ли они жалобу. И добавляет, что у Ника не осталось друзей в деловых кругах – больше никто не хочет жертвовать на его благотворительные проекты.

– Может, и там что-то нечисто? Ему предложили должность в «Андерсон», что-то вроде антикризисного менеджера. Думаю, когда эта история всплывет, они передумают. Ты ведь в курсе, что можешь обратиться в полицию?

– Роуз, я не потяну. У меня столько нерешенных проблем… Понимаешь, о чем я?

– Конечно. Предоставь все мне. Если ты подавала на него жалобу, она зарегистрирована в главном офисе. Впрочем, согласна, это маловероятно, иначе он бы уже тут не работал. У них с этим очень строго – не потерпят ни малейшего нарушения! Не беспокойся, он не отвертится! Кстати, он мне никогда не нравился. Сплошной выпендреж – дурацкая прическа, кожаная куртка. – Роуз пытается улыбнуться сквозь слезы.

– В воскресенье я ухожу от Роба. Можно потом зайти к тебе? Где-то в районе обеда?

– Конечно, еще спрашиваешь. В любое время дня и ночи. И живи у меня, сколько захочешь. – Она снова стискивает мою ладонь и смахивает слезинку, ползущую у меня по щеке.

– У него как раз будет день рождения, – говорю я, глядя в окно.

Глава 23

Двадцать три дня после падения

Окно на лестничной площадке заливает дождь – с холмов надвигается гроза. Я стою наверху и, глядя вниз, прислушиваюсь к разговору в кухне. Голос Роба перекрывает все остальные – громкий, хорошо поставленный, без тени стыда или раскаяния. Вопреки всему он счастлив. И не подозревает о правде, которая вышла наружу. Он замаскировал обман, воспользовавшись временем, которое выиграл из-за моей травмы. Теперь он уверен, что все сошло ему с рук. Но прошедший год никуда не делся, и его не изменить.

Быть может, на каком-то уровне я решила, как и он, предать забвению прошлое, которое привело к нашему разрыву, однако память не исчезает бесследно. Думаю, даже очнувшись на полу в холле под звук настойчивого голоса Роба, я почувствовала какую-то фальшь, диссонанс между нашей воображаемой жизнью и реальными событиями прошедшего года. Мы окончательно и бесповоротно разрушили свой брак. И все же… я медлю, стоя на верхней ступеньке и слушая голоса: восторженный Сашин, сливающийся с голосом отца, потом Фина – такой тихий, что мне приходится вслушиваться изо всех сил. Они звучат совершенно обыденно, как будто я сейчас запросто войду в кухню и с удовольствием присоединюсь к ужину. Слышно, как Томас что-то отвечает Робу, и в его тоне сквозит неприкрытое презрение. Саша смеется, пытаясь сгладить неловкость. Может, надо было сделать все иначе? Пригласить детей на обед втроем и предупредить, попытаться что-то объяснить? Но они оба вступили в сговор с отцом и хранили тайну по его указке. Я не могу рисковать. Сейчас не время.

Я спускаюсь еще на ступеньку – не отсюда ли я упала? Крепко держась за перила, я оглядываюсь на площадку, где мы ссорились. При виде длинного пролета кружится голова, словно я сейчас снова упаду и уже не смогу подняться. А может, тогда и придет облегчение? Собравшись с мыслями, я делаю глубокий вдох и снова оглядываюсь, представляя, как Роб пытался меня поймать в падении. Интересно, мог бы он меня спасти, если б захотел? Я закрываю глаза и призываю воспоминания, и впервые мне удается восстановить цельную картину, как будто наконец нашелся недостающий кусок пазла.

Роб преследует меня, умоляет не уходить – обещает сделать все возможное, лишь бы я осталась. Он протягивает ко мне руку, и я отступаю. Ему не остановить меня! Оправдания бессмысленны. Он мне больше не нужен, между нами все кончено. Я оставляю попытки снять фотографии со стены. Мне просто нужно уйти отсюда. Я чуть заметно оступаюсь и выбрасываю вперед руку, чтобы ухватиться за Роба.

Я открываю глаза и еще раз смотрю на верхние ступеньки. Он стоял там, за моей спиной. Достаточно близко, чтобы схватить меня за руку и спасти.

Я захожу в кухню. Роб улыбается, и мне на миг становится его жаль за неведение. Он прекрасно осведомлен о своих злодеяниях и не знает лишь того, что правда обнажилась. Рядом с ним за обеденным столом сидят гости: Саша с Томасом и Фин с Райаном. При виде детей у меня сжимается сердце. Я в шаге от цели, мучительное ожидание позади, и, как назло, именно сейчас решимость ослабевает. Роб берет бутылку «просекко». Давняя семейная традиция. День рождения. Он приглашает меня за стол, но я качаю головой – якобы мне нужно к плите. Томас встречается со мной взглядом и искривляет рот в улыбке, намекая на нашу общую постыдную тайну.

Я опираюсь на кухонный островок, чтобы не упасть, открываю духовку и вонзаю в ростбиф термометр. Саша кричит из-за стола, что ради ребенка съест немного мяса, а Томас не будет ни мяса, ни подливки. Смутное ощущение тревоги усиливается; еще немного, и я не выдержу. Воспоминания снова возвращаются.