Чуть улыбнувшись, Майк покачал головой.
– Что ж, только не говори матери, что ты залезал в трубу, – предупредил Уилл. – Она застрелит сначала меня, а потом тебя. – Тут Уилл еще более пристально вгляделся в сына. – Майки, с тобой все в порядке?
– Что?
– Глаза у тебя какие-то больные.
– Наверное, устал, – ответил Майк. – Дорога туда и обратно – миль восемь или десять, не забывай. Помочь тебе с трактором, пап?
– Нет, на этой неделе я сделал с ним все, что хотел. Иди в дом и помойся.
Майк уже направился к двери, и тут отец окликнул его. Мальчик обернулся.
– Я не хочу, чтобы ты ходил туда, во всяком случае, пока они не справятся с этой бедой и не поймают человека, который это делает… ты там никого не видел? Никто не гнался за тобой, не кричал на тебя?
– Людей я там вообще не видел, – ответил Майк.
Уилл кивнул, закурил.
– Думаю, напрасно я тебя туда посылал. Такие старые развалины… иногда они могут быть опасны.
Их взгляды на мгновение встретились.
– Хорошо, папуля. Я и не хочу туда возвращаться. Там страшновато.
Уилл снова кивнул.
– Полагаю, чем меньше говорить об этом, тем будет лучше. Иди в дом и помойся. И скажи маме, чтобы она добавила тебе три или четыре сосиски.
Майк так и сделал.
На бетонной стене Канала темнели пятна засохшей крови.
Майк посмотрел на них, потом – вниз, в Канал. Черная вода текла мимо. К стенам липли сгустки грязно-желтой пены, иногда отрывались, неспешно плыли по течению, дугами или петлями. На мгновение (только на мгновение) два комка этой пены слились и вроде бы сквозь них проступило лицо, лицо мальчика, являвшее собой воплощение боли и ужаса.
У Майка перехватило дыхание.