— Как подводы подойдут, двух солдат у тебя одолжу, арестованных в центр отконвоировать, — сказал опер.
— К вам? Арестованных? — спросил я, упирая на множественное число в слове «арестованных».
— Ну да, в НКВД, инвалида и его жену.
— Ах да, она же вроде как соучастница, — кивнул я.
— Не «вроде как», а просто соучастница, на все сто процентов, — резко поправил он.
Тут и подводы подошли. Инвалида Колю и его жену усадили в машину уполномоченного, два солдата сели по бокам от них, уполномоченный велел шоферу доставить арестованных и сразу возвращаться к отделению милиции.
Солдаты принялись вытаскивать из подпола оружие и грузить ящики на три подводы. Пулемет гордо устроился на видном месте.
— Пускай в милицию везут, — сказал я, улучив момент, когда мы с уполномоченным были вдвоем. — А нам пока лучше на след сходить.
— На какой след? — обернулся он ко мне.
— Ну, на след подраненного оборотня. Вы ж из-за этого сюда приехали? — и я рассказал ему о связанных с оборотнем вчерашних событиях.
— Ты что, хочешь сказать, что волк на ходу превратился в человека, а потом провалился в могилу? — с явной угрозой в голосе осведомился он. — Ты что мне потустороннюю пропаганду разводишь? Ты в своем уме?
— Никакой потусторонней пропаганды, — ответил я. — Я рассказал вам о том, что видел, и знаю, что все это — какой-то хитрый трюк, нацеленный на то, чтобы сбить с толку преследователя — меня, в данном случае. И еще я знаю, что при дневном свете я этот трюк разгадаю, если только следы не совсем затоптаны ротозеями. Что-то там простое должно быть — и весьма остроумное.
— Хорошо, пройдемся — когда подводы отправим, — кивнул энксведешник. — Но если ты мне насочинял…
Мы проводили подводы и направились по деревне в другую сторону, чтобы выйти на линию, связывающую железнодорожные пути и кладбище. Когда мы проходили мимо одного из последних домов, до нас донеслось мычание коровы.
— Э, да здесь эта старушка живет, что одного из убитых нашла? — встрепенулся я. — Вы ее допрашивали?
— Предшественник твой допрашивал, я в эту малость и не влезал, — ответил энкеведешник. — Старушка как старушка, увидела мертвого и чуть не померла со страху. Ничего ценного рассказать не смогла.
— Почему у нее корова осталась? — спросил я.
— Из гуманности советской власти. У нее сын парализованный, она одна за ним ходит. Про нас даже в московских газетах заметка была, когда мы ей корову передавали. «Забота о тружениках», или как там она называлась.
— «Передавали»? Значит, раньше у нес коровы не было?
— Почему, была. Мы ей ее собственную корову и передали. Оформили, так сказать.
ebooksa