Я молча впитывала каждую деталь. На стенах этого потайного коридора тоже висели гобелены; возможно, сюда отправили лишние до тех пор, пока они не понадобятся.
Мы шли достаточно быстро, и мне пришлось придерживать юбки, чтобы не споткнуться о них, потому что они обматывались вокруг лодыжек, но все же не настолько быстро, чтобы я не могла рассмотреть сцены на гобеленах. Один был украшен изображениями посаженных на кол людей, кричащих от боли и ужаса. На другом был лес мертвых, кровь стекала из пронзенных ртов жертв. Еще один изображал мужчину, пирующего за столом, по которому расплескалось то ли вино, то ли кровь – сложно было понять. Я вспомнила, как Раду упоминал о том, что Влад Дракула макал хлеб в кровь своих врагов.
Меня пробрал озноб. Едва освещенный узкий проход с одной стороны и эти мрачные произведения искусства с другой стороны приводили меня не в лучшее расположение духа. В груди стало так тяжело, что мне захотелось вернуться обратно. Казалось, что этот зловещий замок с наслаждением вдыхает мой страх. Сердце мое забилось быстрее.
Внезапно Иляна остановилась, и если бы я не заставляла себя внимательно смотреть вперед, то налетела бы на нее и мы обе растянулись бы на полу.
Я нахмурилась при виде того, как все краски исчезают с ее лица. Руки Иляны были заняты пустым подносом, и потому она кивком указала вперед.
– Молдовеану.
– Что? Где?!
– Тс-с-с! Там, – она указала на часть гобелена, где аккуратно был срезан кусочек. Я бы ни за что не заметила этой дырочки, если бы не знала, куда смотреть. Наверное, слуги таким образом выглядывают в основные коридоры, прежде чем выйти в них. По спине моей скользнул неприятный холодок. Мне не нравилась мысль о том, что и у стен могут быть глаза. – Смотрите через гобелен.
Я осторожно подошла поближе, стараясь не потревожить тяжелую ткань, скрывающую нас от Молдовеану. Только бы половицы не заскрипели и он не услышал, как громко бьется мое сердце!
Директор был поглощен весьма бурной дискуссией с кем-то, хотя, похоже, в основном говорил именно он. Он так быстро говорил по-румынски, что я с трудом могла поспевать за беседой.
Мутное зеркало, висящее в дальнем конце этого коридора, позволяло уловить выражение его лица. Когда Молдовеану резко покачал головой, его длинные серебряные волосы сверкнули, словно пронесшееся лезвие гильотины. Я никогда не видела настолько сурового во всех смыслах этого слова человека.
Иляна тихонечко мне переводила.
– У меня моя работа, а у вас – своя. Не заходите слишком далеко!
Я напряглась, чтобы увидеть, кто стоит за Молдовеану, но длинное черное одеяние и руки директора – он стоял подбоченившись – заслоняли второго участника разговора.
– У нас есть основания полагать, что это повторится вновь. Здесь. – Сиплый голос его собеседника застал меня врасплох. Было в нем что-то очень знакомое. – Члены королевской семьи получили… сообщения. Угрозы.
– Какие?
– Рисунки. Смерть. Стригои.
Молдовеану сказал что-то, но ни я, ни Иляна этого не расслышали.
– Жители селения нервничают. – Вновь этот низкий мужской голос. – Они знаю, что в теле не было крови. Они думают, что и замок, и леса прокляты. Тело из поезда тоже вызывает… беспокойство.
Я зажала рот рукой, чтобы удержать рвущийся вскрик удивления. Мне больше не надо было видеть того, с кем разговаривал Молдовеану; я знала этот голос, хотя слышала его всего однажды. И уже видела эти острые глаза, способные взглядом рассечь человека надвое.