– Если не вы, то кто тогда это сделал? – пытается строить догадки детектив.
Может, она отказывается верить в то, что есть матери, которые хотят избавиться от своих детей.
– Я не знаю, – сказала я. – Я просто не знаю.
– Подумайте, – приказала детектив Бергстром. – Кого вы здесь знаете? Кто знает вас?
Я покачала головой. Все вокруг обожали ребенка, обнимали и целовали его. Папочка, тетя Фрэнк, дружелюбные соседи – Карл, Эльза и малышка Фрея. Все его искренне любили. Только я его обижала, потому что была сломлена и подавлена.
– Не знаю, – снова сказала я.
Не могу подумать ни о ком, кроме самой себя, кто желал бы ему смерти.
Детектив Бергстром ничего не записывала. Но, казалось, внимательно слушала.
Я должна во всем признаться Сэму. Ну, не во всем. Кое в чем. Кое в чем придется сознаться. А сейчас я повторяла детективу то, что она сама мне раньше говорила.
Я рассказала ей, как иногда меня охватывало чувство одиночества и тоски. Я ощущала разочарование и изолированность, словно Сигтуна была моей тюрьмой, наказанием за какие-то мои грехи. Я сказала ей, что время от времени хотела покончить жизнь самоубийством (конечно, не могла не приврать немного) или уехать навсегда, бросив Сэма и ребенка. Призналась, что пару раз, находясь в полном отчаянии, слишком сильно сдавливала Конора, когда он плакал, а я не могла его успокоить. Чувствовала, что я – плохая мать и что ему будет гораздо лучше без меня.
Она кивала, пока я говорила. Именно это она и хотела услышать. Я всегда знаю, что люди хотят услышать.
Она упомянула форум. Они взяли мой ноутбук и проверили историю браузера.
– Да, я заходила туда, – подтвердила я, – потому что мне было очень одиноко и я ощущала себя неполноценной женщиной.
Она посмотрела на меня, и в ее взгляде проскользнуло что-то похожее на сочувствие.
Я повторила свой рассказ о том, как оставляла ребенка одного на поляне и убегала.
– Именно так и было в тот день, когда он умер, – сказала я. – Вернувшись с пробежки, я обнаружила его холодным и неподвижным. Он был уже мертв.
Я также рассказала, что подняла его и попыталась оживить, но все мои старания оказались напрасными.
– Это был худший момент в моей жизни, – сказала я. – Худший.
Тут я не солгала.
Понемногу все стало проясняться. Я стала вспоминать, словно раскладывала вещи по своим местам.