Красная Волчица

22
18
20
22
24
26
28
30

— Слушай, — решительно произнес полицейский, — успокойся. Я же сказал, что поговорю с дежурной.

— Хорошо, — ответила Анника и судорожно вздохнула, — хорошо. Я жду около автобусной остановки приезда полиции и покажу дорогу. Я нахожусь в серебристом «ВОЛЬВО».

— Отлично, — сказал полицейский. — Спокойно жди.

С этими словами он отключился.

Анника посмотрела на дисплей телефона, на зеленоватый, мерцающий в темноте прямоугольник.

Она вставила в ухо микрофон и набрала отдел новостей, прямой телефон Янссона.

— Я, видимо, задержусь в Лулео на сегодняшний вечер, — сказала она. — Хочу еще немного потянуть лямку в «Городе в ночи», если все останется так, как сейчас.

— Зачем? — спросил Янссон.

— Нащупала хороший сюжетик, — ответила Анника.

— Никакого терроризма, — угрожающе протянул Янссон. — Я завтра утром получу чертей, как только они узнают, что ты снова улетела в Норботтен.

— Все будет в порядке, — заверила шефа Анника.

— Слушай, я серьезно, — сказал Янссон. — Ни одной чертовой строчки про чертов терроризм, понятно тебе?

Она помолчала, а потом сказала:

— Заметано, все будет спокойно. Я обещаю.

— Обоснуйся в «Городе», — сказал дежурный шеф, приблизив трубку ко рту и более дружелюбно, — закажи услуги. Например, платное телевидение, и смотри порнофильмы. Рекомендую это дерьмо: апробировано. Я же знаю, как это бывает. Иногда надо уехать и отключиться.

— Ладно, — сказала Анника коротко и нажала кнопку отбоя. Потом она набрала 118–118, попросила соединить ее с городским отелем Лулео и заказала номер бизнес-класса на верхнем этаже.

Позвонив, она уселась поудобнее и принялась смотреть в ветровое стекло. От ее дыхания оно скоро стало покрываться слоем льда.

Делать было больше нечего. Теперь ей осталось только дождаться полиции.

Скоро все это закончится, подумала она. Пульс перестал частить, сердце билось ровно и спокойно.

Она представила себе обрамленное седыми волосами лицо Торда Аксельссона, опухшие от слез глаза Гуннель Сандстрем и ее бордовую кофту, вихрастую голову Линуса Густафссона и его настороженные глаза, и сердце ее наполнилось гневом.