– Расскажи.
– Я пытаюсь вспомнить, что он говорил. Он казался… совсем в депрессии.
Взгляд Мадлен стал внимательней.
– Что он говорил?
– Я как раз пытаюсь вспомнить. С ходу вспоминается одна фраза. До этого он сказал, что у него умерла сестра. А потом добавил: “Умереть не так уж плохо”. Что-то в этом роде.
– Более прямо он не говорил? Не говорил ни о каких намерениях?
– Нет. Просто… ощущение тяжести… будто нет… не знаю.
Мадлен словно бы ощутила боль.
– Тот пациент у вас в клинике, который покончил с собой, – он говорил прямо?..
– Нет, конечно, нет, иначе его перевели бы в психиатрию. Но в нем определенно была эта… тяжесть. Мрачность, безнадежность.
Гурни вздохнул:
– К сожалению, не важно, что мы думаем о чужих намерениях. Важно только, что о своих намерениях говорят они сами. – Он нахмурился. – Но я хочу кое-что выяснить. Ради собственного спокойствия.
Он взял с буфета телефон и набрал номер Хардвика. Абонент не отвечал. Гурни оставил сообщение:
– Джек, я хочу увеличить свой неоплатный долг и опять попросить тебя о крохотной услуге. В округе Орандж есть один бухгалтер по имени Пол Меллани. Приходится сыном Бруно Меллани, первой жертве Доброго Пастыря. Надо бы узнать, не оформлено ли на него оружие. Я о нем беспокоюсь и хочу понять, стоит ли бить тревогу. Спасибо.
Он снова сел за стол и машинально положил в кофе третью ложку сахара.
– Чем слаще, тем лучше? – улыбнулась Мадлен.
Он пожал плечами, медленно помешивая кофе.
Мадлен слегка склонила голову набок и посмотрела на него тем взглядом, который раньше его настораживал, а в последние годы стал нравиться – не потому, что он понимал, о чем она думает и к каким выводам приходит, а потому, что считал этот взгляд выражением ее любви. Спрашивать, о чем она думает, было так же бессмысленно, как просить ее дать определение их отношениям. Тому, что делает отношения драгоценными, никогда нельзя дать определения.
Обхватив кружку ладонями, Мадлен поднесла ее к губам, отхлебнула, аккуратно поставила на стол.
– Ты… ты не хочешь рассказать поподробнее, что у вас там происходит?