Но пока мы ожидали в небольшой гостиной с голубыми диванчикам и вычурными обоями с алыми розами, стало ясно, что этот воскресный вечер Чарльз Фроман проводит не в одиночестве.
Мы услышали мужской голос: глубокий, красивый тенор. Скорей всего, он принадлежал Фроману.
Я поднялся и слегка приоткрыл дверь, соединявшую нашу маленькую комнатку с соседней огромной гостиной.
— Хелен, милая моя, — услышали мы его голос. — Не стоит бояться величия поэта. Конечно, язык отличается от современного. Но в глубине души, это обычная история о девушке, которая глубоко, страстно, всей душой любит парня.
Мы с Изабеллой заглянули в приоткрывшуюся щель.
Чарльз Фроман сидел в кресле, скрестив ноги «по-турецки» — довольно странная поза для взрослого мужчины.
Хотя мистер Фроман определённо не был обычным человеком.
Среднего телосложения с круглым приятным лицом. Этим вечером он надел рубашку в синюю тонкую полоску и чёрные брюки.
Он сидел к нам боком, но я видел, что вокруг его глаз разбегаются морщинки, когда он весело усмехается, подбадривая свою собеседницу.
Она же сидела лицом к нам, и мы могли её прекрасно рассмотреть. Молодая инженю с тёмными, почти чёрными волосами, яркими голубыми глазами и смущённой улыбкой держала в руках несколько листов бумаги — очевидно, её речь в сценарии.
— Это кажется таким простым, когда вы об этом говорите, Чарльз. Но для меня это совсем не просто.
Она печально улыбнулась.
— Чепуха.
Он поднялся с кресла и взмахнул рукой, словно отбрасывая прочь её беспокойство. Теперь, поднявшись во весь рост, он оказался ещё крупнее, чем мне показалось на первый взгляд.
— Я бы не выбрал тебя на роль Джульетты, если бы ты не смогла этого сделать. Давай, попытайся ещё раз. Но на этот раз…
Фроман сделал многозначительную паузу.
— На этот раз я хочу, чтобы ты думала о другом. Не надо больше бояться Шекспира, пусть он и является величайшим из когда-либо живущих драматургов. Не надо переживать о том, что роль Джульетты — крупнейшая в твоей карьере. Ясно?
Фроман начал кружить вокруг девушки, и даже я попал под влияние его голоса.
— Думай о том, что эта пьеса написана человеком, который просто любил театр. Как я и ты. Он жил сценой и изливал глубочайшие чувства, доступные человеку, на бумагу, в свои произведения, созданные специально для его любимого театра «Глобус».
Голос Фромана оплетал, как шёлковая паутина.