– Я не могу, я так виновата перед ним.
Подумала, что, если я смогу убедить Глеба признаться во всем, Натан поймет. Ведь я больна. Я не понимала, что делаю.
Но Глеб был непоколебим:
– Лиза, ты слышишь меня? Не смей никому говорить, иначе…
– Иначе что? Убьешь меня, а тело зароешь под люпинами! – гневно выкрикнула я и засмеялась. – А ты не подумал, что я могу выставить все в ином свете? Как будто ты меня изнасиловал!
Лицо Глеба менялось на глазах. Вытянулось и словно покрылось трещинами, как будто вместо кожи серая маска. Сердце замерло от страха. Что будет, если она лопнет и слетит с него окончательно?
– Шлюха! – Глеб рванул ко мне и схватил за горло.
Я захрипела. Он приподнял меня над полом, я чудом умудрялась стоять на носочках.
– Раздвинула ноги, и думаешь, теперь можно меня шантажировать? Я вижу тебя насквозь!
– Ты недостоин Кристины, – лишь прохрипела я, за что получила оглушительную пощечину.
Полетела на пол и ударилась спиной о кухонные ящики. Боль прочертила огненную линию вдоль позвоночника.
– А ты думаешь, что достойна Натана? – взревел Глеб. – Сумасшедшая истеричка с ангельским личиком. Да он мечтает от тебя избавиться!
Глеб намотал на кулак мои волосы и рванул вверх. Я заверещала, замотала ногами в попытках его ударить. Но каждый раз промахивалась.
– Отпусти, – голос напоминал визг собаки, – отпусти!
Глеб прижал меня к стене, пальцы безжалостно стискивали шею. Перед глазами полетели круги, давление разрывало голову, кислород превратился в запретный наркотик. А слова продирались ко мне сквозь тягучий туман.
– Решила перевернуть все с ног на голову. Напоила, соблазнила, а теперь угрожаешь, тварь! – шипел Глеб.
Он швырнул меня. Я отлетела к дивану. Кашель сковал легкие, раздирал горло ржавыми гвоздями. Отчаянно поползла к выходу, цепляясь за пол, ломая ногти.
– Что ты хочешь? Чтобы я покаялся перед Натаном, что изнасиловал тебя? Сплясал под твою дудку?
Ярость, исходившая от Глеба, опаляла кожу. Сама того не осознавая, я разбудила вулкан и теперь тонула в шипящей лаве. Не одну меня загрызала совесть. Я нажала нужную кнопку, и Глеб выплеснул внутреннюю боль.
Во мне скрутились сгустки страха и расширялись, заполняя легкие ядовитым дымом. Видимо, Бог сжалился над моей истерзанной душой, и входная дверь распахнулась. На пороге стоял Натан. Мой Натан. Любимый, нежный, единственный. Он переводил отрешенный взгляд с Глеба на меня и обратно.