Инквизитор

Тот факт, что все в нем требовало немедленно покинуть эту клинику, говорил также о том, что его легко ввести в заблуждение. Он предпочел дожидаться чуда от лечения, вместо того чтобы взять ситуацию в свои руки. На самом деле он просто спрятался – и не в клинике, а в таком месте, где его никому не найти: в самом себе.

Каспар открыл шкаф. Из восьми вешалок заняты были только четыре. И то лишь потому, что он раздельно повесил пиджак и брюки. Значит, у него будет немного багажа, когда он улизнет сегодня вечером.

Он вздохнул, раскладывая свое немногочисленное имущество на кровати. Большинство вещей были выданы в клинике или куплены Софией в городе, чтобы у него была хоть какая-то сменная одежда: несколько пар носков и нижнего белья, две пижамы, спортивный костюм и шлепанцы, туалетные принадлежности, а также исторический роман Петера Пранге, который он должен был вернуть в больничную библиотеку.

«Вся моя жизнь помещается в полиэтиленовый пакет», – подумал Каспар после того, как сунул все, что не хотел надевать на себя, в плотный мусорный мешок. Рюкзака или другой сумки у него не было, поэтому пришлось воспользоваться пакетом из мусорного ведра.

Затем он надел черный костюм, который был на нем в день поступления в клинику. Зимнее пальто на теплой подкладке перекинул через руку, в которой нес мешок. В другой руке он держал тяжелые ботинки на шнуровке. Каспар хотел надеть их после того, как преодолеет скрипучую деревянную лестницу.

«Ну, тогда все».

Каспар не стал в последний раз оглядывать свою уютную палату. Он погасил свет и вышел в тихий коридор с намерением больше никогда сюда не возвращаться.

19:06

Он медленно спускался по ступеням, счастливый тем обстоятельством, что сегодня в клинике так мало персонала и ему вряд ли мог кто-то встретиться. Но уже на втором этаже понял, что выбрал самый неудачный момент для того, чтобы незамеченным выбраться наружу. Каспар перегнулся через балюстраду лестничных перил. Снизу доносился громкий незнакомый голос. Очевидно, это был санитар, который, вопреки предположению Софии, находился ни в каком не в шоке, а говорил очень даже бегло.

– Йонатан Брук, сорок семь лет, рост метр восемьдесят пять, вес около девяноста килограммов, – монотонно говорил мужчина внизу. Его приятный баритон звучал серьезно, как голос ведущего новостей, если бы не раздражающие посторонние шумы, которые напоминали Каспару бульканье кофеварки. – Вероятно, находится под влиянием алкоголя и наркотиков. Владелец отеля на озере Тойфельсзе вызвал скорую помощь, когда уборщица нашла Брука без сознания в его номере.

Каспар услышал лязг металлической каталки, колесики которой, наверное, оставляли глубокие борозды в кремовом ковровом покрытии, и неожиданно понял, что означал булькающий звук. Он доносился из глотки пациента.

– А трахеотомия? – словно в подтверждение спросил Расфельд.

– Членовредительство. Я думал, он дрыхнет. Это была моя последняя поездка, я хотел быстро отвезти его в Вестэнд. Но потом – мы как раз проезжали мимо вашей подъездной дорожки – я смотрю в зеркало заднего вида и думаю, мне мерещится. Этот псих вскакивает, орет как ненормальный и засаживает себе нож в горло. Я ударяю по тормозам, теряю управление и врезаюсь в трансформаторную будку или что это там было. Ну, остальное вы знаете.

Разговаривая, Расфельд и санитар подошли к лифту и теперь стояли прямо под балюстрадой. Каспар находился всего в нескольких метрах над их головой, настолько близко, что слышал дыхание Брука, который хрипел так, словно кто-то через трубочку пытался высосать последние капли из бумажного стаканчика.

– Я прошу вас не называть пациента психом, – сказал Расфельд, словно ему нанесли личное оскорбление.

Каспар вздрогнул, заметив какое-то движение в непосредственной близости от себя.

Но затем догадался, что это всего лишь отражение в большом панорамном окне, которое находилось в кирпичной стене несколькими ступенями ниже. Шторм снаружи превратился в настоящую снежную бурю. Тусклые лучи фонарей в больничном парке слабо противостояли крупным, размером с монету, снежинкам. Они закручивались вихрем, напоминая Каспару белый пчелиный рой, который сливался перед его глазами в единую массу. Он сконцентрировался на отражении в стекле и на долю секунды увидел зловещее групповое изображение: двое крепких мужчин везли каталку, на которой лежало неподвижное тело с торчащим из горла швейцарским перочинным ножом. Двери лифта открылись с возмущенным скрипом, и картинка исчезла так же быстро, как в нос Каспару ударил запах. Запах пожара. Гари. Дыма.

Неужели это предвестники воспоминаний?

Каспар невольно отступил от лифта, словно воспоминания могли подняться к нему вместе с лифтом и внезапно выпрыгнуть из кабины. Его бросило в холод. А потом он вскрикнул – в тот самый момент, когда, пятясь, наткнулся на худую фигуру, которая все это время тайком наблюдала за ним из темноты.

19:10