Инквизитор

– Ну попытайтесь! Вдруг вы окажетесь королем разгадывания загадок. Кто знает, вы же ничего не помните!

– Неправда, – простонал он и еще дальше просунул руку между телевизором и шероховатыми обоями.

– Я знаю, как завязывать галстук, читать книгу или ездить на велосипеде. Просто моего пережитого опыта больше нет.

– Ваше знание фактов практически не пострадало, – объяснила ему доктор София Дорн, его лечащий психиатр, в начале первого сеанса. – Но все, что составляет вашу эмоциональную часть, то есть определяет вашу личность, к сожалению, исчезло.

Ретроградная амнезия. Потеря памяти.

Он не мог вспомнить ни свое имя, ни семью или профессию. Он даже не знал, как вообще попал в эту элитную частную больницу. Старое здание клиники Тойфельсберг стояло на краю города, на самой высокой горе Берлина, которая была насыпана из руин домов, разрушенных при бомбардировках во Второй мировой войне. Сегодня гора Тойфельсберг представляла собой озелененный холм из обломков и мусора, на вершине которого во времена холодной войны располагалась американская шпионская станция.

В четырехэтажном здании клиники, где лечился Каспар, размещалось казино для офицеров разведки, пока после падения Берлинской стены виллу не выкупил известный психиатр и нейрорадиолог профессор Самуэль Расфельд, модернизировал ее и превратил в одну из ведущих больниц, занимающихся психосоматическими расстройствами. Сейчас клиника возвышалась над Грюневальдом, как крепость, защищенная разводными мостами. Попасть в нее можно было лишь по узкой частной подъездной дороге, на которой и нашли Каспара десять дней назад. Без сознания, запорошенного тонким слоем снега и с переохлаждением.

В тот вечер Дирк Бахман, консьерж клиники Тойфельсберг, отвез Расфельда на встречу в клинику Вестэнд. Вернись он на час позже, Каспар замерз бы на обочине. Иногда он задавался вопросом, что бы это изменило.

Чем жизнь без идентичности отличается от смерти?

– Вам нельзя так себя мучить, – пожурила его Грета, словно прочитав эти мрачные мысли. При этом у нее были интонации врача, а не пациентки, которая сама страдала неврозом страха, если долго оставалась одна. – Память как красивая женщина, – объяснила она ему, пока он искал проклятое гнездо для телевизионной антенны. – Если будете бегать за ней, она отстранится со скучающим лицом. А если займетесь чем-то другим, то ревнивая красавица сама вернется к вам.

Она захихикала.

– Как наша симпатичная врач-терапевт, которая так нежно о вас заботится.

– Что вы имеете в виду? – удивленно спросил Каспар.

– Ну, это даже такая старуха, как я, заметила. Мне кажется, София и вы подходите друг другу, Каспааррр.

Каспааррр.

Растянутым А и грассирующим Р голос Греты напоминал ему кинодив послевоенного времени. С тех пор как ее муж скончался от инсульта на площадке для гольфа семь лет назад, она каждое Рождество проводила в частной клинике. Здесь она была не одна, когда на нее нападала рождественская депрессия. И поэтому то, что ее телевизор перестал работать, было своего рода катастрофой. Она никогда не выключала «говорящий ящик», чтобы не чувствовать себя одиноко.

– Будь я моложе, тоже пошла бы с вами на послеобеденные танцы, – захихикала она.

– Большое спасибо, – рассмеялся Каспар.

– Я не шучу. Когда мой муж был вашего возраста, думаю, чуть больше сорока, его темные волосы так же задорно падали ему на лоб. Помимо этого, у него были такие же красивые руки, как у вас, Каспар. И… – Грета снова хихикнула. – И он разделял мою страсть к загадкам!

Она дважды хлопнула в ладоши, как учительница по окончании школьной перемены.