Губы Немца растянулись в узкой, как щель, улыбке.
– Даже своей подружке из полиции? – спросил он спокойным, как и все его повадки, голосом.
Немец заговаривал не впервые, но это случалось так редко, что охранники на дальнем конце поля принялись подталкивать друг друга локтями, хотя и не могли разобрать слов.
– Если я пообещаю ей не рассказывать, ты скажешь мне, кто я такой?
– Не глупи.
– У меня правда есть брат?
– Ты знаешь, что никогда не получишь от меня ответа на этот вопрос. Зачем ты здесь?
– Гильтине.
– Это имя ни о чем мне не говорит.
– Это женщина, которая убивает людей с помощью ЛСД и псилоцибина.
Немец ничего не сказал и даже не изменился в лице. Прочесть что-либо по языку его тела было невозможно – он оказался еще более непостижим, чем Максим.
– Гильтине родилась на Украине, – продолжил Данте. – Ее содержали в месте под названием Коробка. Работала киллером на русскую мафию, но на время сошла со сцены, пока не убили ее девушку.
Немец продолжал сидеть неподвижно, как статуя, но что-то подсказывало Данте, что мужчина внимательно слушает.
– Не знаю, на кого работал Отец, но наша с Гильтине участь во многом похожа, хотя мы выросли по разные стороны железного занавеса. А значит, тебе точно что-то известно. Ты же не упускал из виду конкурентов, верно?
Немец откинул голову назад и, вероятно, впервые за много лет со ржавым скрежетом рассмеялся:
– Я рад, что оставил тебя в живых. Ты забавный.
– И почему же ты меня отпустил?
– Говорят, заключенные привязываются к своим тюремщикам. Бывает и наоборот. Мне приказали тебя убить, но я так не смог.
Данте зажмурился и покачал головой.
– А ведь я всегда мечтал услышать от тебя эти слова, – прошептал он и открыл глаза. – Но то были детские фантазии. Теперь я вырос и знаю, что был для тебя всего лишь работой. Я также знаю, что ты позволил мне сбежать по приказу Отца. Так что не пытайся мной манипулировать.