Учитывая, что пока только самое начало одиннадцатого, в Лондон я приеду как раз ко времени ланча. Голова перестала болеть, и я вдруг исполнилась оптимизма. Хотя я так и не поняла, что же случилось со мной вчера вечером. Наверное, приступ слабости от истощения. Мне постоянно приходилось усваивать новые сведения о собственной жизни, и вчера их оказалось чертовски много.
Возможно, встреча с мамой позволит мне обрести родственные чувства. Даст мне хоть какую-то точку опоры в этом мире. Я размышляла о своей сестре, как она выглядит, какие у нас с ней отношения. Хорошо ли мы ладим? Кто из нас старше? Близки ли наши интересы? Я надеялась, что близки. Но боялась питать слишком радужные надежды на тот случай, если реальность разочарует меня.
Поезд шел довольно быстро. Рассеянно мечтая о каких-то пустяках, я разглядывала мелькавшие за окном поля и дома, фабрики и склады. Прислушиваясь к легкой светской болтовне сидевших напротив меня женщин, я невольно успокоилась. Почувствовала себя приобщенной к их жизни, несмотря на то что они вовсе не обращали на меня внимания. Когда мы подъехали к вокзалу Ватерлоо, спокойная обстановка в вагоне резко изменилась, пассажиры засуетились, собирая вещи и ненавязчиво соблюдая правила приличия, покидали свои места, выходя сначала в проход между креслами, а потом и на перрон.
Мне удалось с легкостью разобраться в линиях метро – как ни странно, я обнаружила, что мне понятно, как организовано движение. Я помнила названия центральных станций, несмотря на то что не узнала названия места, где жила моя семья – район назывался Саутфилдс. Схема метро выглядела знакомой, унылые серые и коричневые линии, теплый и затхлый запах с примесью гари, гул электричек, исчезающих в темных тоннелях, и скрежет тормозов при подъезде к очередной станции. Толпы людей однообразно двигались вверх и вниз по эскалаторам, коридорам и платформам в едином целеустремленном движении. Я двигалась вместе с ними, чувствуя себя вполне комфортно в их пестром потоке. В итоге, доехав до нужной остановки, я вновь вышла на свет божий.
Саутфилдс произвел на меня совершенно неожиданное впечатление. Он представлялся мне более застроенным, более городским, но в действительности больше напоминал пригород. Следуя указаниям, выданным мамой, я проходила мимо дизайнерских бутиков, закусочных, гастрономов и кафе. Причем все они выглядели весьма симпатичными, хотя и незнакомыми. В конце центральной улицы я свернула на тихую, обрамленную деревьями улочку, застроенную типичными эдвардианскими домами рядовой застройки. Солнечные лучи, проникая через листву, играли на моем лице. Прогулка оказалась такой приятной, что я почти забыла, зачем приехала.
Оставалось пройти совсем немного. Пересечь еще пару улиц, и я буду у цели. Внезапно меня пробрала нервная дрожь. С новой силой закрутились у меня в голове разные вопросы. Как выглядят мои родственники? Понравятся ли они мне? Узнаю ли я их? Или будет так же, как с Пирсом, и я не почувствую ни малейшей связи? Мне хотелось восстановить родственную связь. Стать частью семьи, не оставаясь просто неким индивидом из внешнего мира. Полагаю, достаточно скоро все окончательно выяснится.
Я свернула налево, потом направо и наконец оказалась во дворе Смитбридж. Прямо передо мной тянулся многоквартирный дом, где жила моя мама. Может, и я сама выросла здесь? Низкое здание раскинулось в форме подковы. Сложенное из желтых кирпичей, оно выглядело как старомодное муниципальное жилье. Я невольно огорчилась из-за того, что их дом не оказался среди пройденных мной симпатичных эдвардианских домиков.
На автопарковке тусовалась громкоголосая и веселая компания ребят с велосипедами и скейтбордами. Проходя мимо них, я заметила, что они примолкли, глянув на меня, но, очевидно, ничто во мне их не заинтересовало, поскольку они тут же возобновили разговор.
Входная дверь в этот дом представляла собой одну из тех громоздких и массивных деревянных и огнестойких дверей с обшивкой из листового металла и окошком, забранным проволочной сеткой. Я быстро нашла в начале ряда звонок с номером 2В. Грязная надпись рядом с ним, сделанная синей шариковой ручкой, гласила: Ф. Ричардс. Наверное, это фамилия моей мамы. Я нажала кнопку звонка и застыла в ожидании.
Через пару секунд послышался ответ.
– Это ты, Мия?
– Да, я.
– Заходи. По коридору направо.
Услышав щелчок замка, я открыла дверь и вошла в просторный, теплый и тускло освещенный вестибюль, где витали запахи вчерашнего ужина и персикового освежителя воздуха. Пригладив платье, я поправила прическу и повернула направо в длинный коридор. Не пройдя и половины, я заметила, как в конце открылась дверь.
– Мия! – На пороге стояла женщина. Невысокая и стройная с короткой стрижкой белокурых с проседью волос. Я прибавила шаг. По-видимому, она и есть моя мама. В приступе разочарования я осознала, что не узнала ее. Когда я приблизилась к двери, она взяла меня за руку и поцеловала в щеку. Ее пальцы были холодными, от нее исходил аромат духов с примесью сигаретного дыма.
– Давай, милая. Заходи.
Я проследовала за ней в узкий коридор, завешанный акварельными рисунками, прошла мимо нескольких дверей до самой расположенной в конце гостиной. Там на обтянутом искусственной кожей диване сидела девушка, пожевывая прядь волос. Вылитая копия моей матери, только волосы длиннее и светлее. Увидев меня, она встала и настороженно улыбнулась.
– Привет, Мия, – сказала она.
– Ты, наверное, Кара, – предположила я.
Они с матерью переглянулись. И я не могла осуждать их. Как, должно быть, странно им осознавать то, что я не узнаю их.