Пророк

Закончив разговор, Кент понял, что Адам не станет торопиться. Другого он и не ждал; брат должен был любым способом показать, что он главный. Кент сказал, что он не хочет ждать, и это означало, что его нужно заставить.

Кабинет тренера и раздевалки находились в одноэтажном бетонном здании позади зачетной зоны. Когда Кент подъехал и припарковался на пустой стоянке для машин, ему были видны плакаты, а также серебристые и красные вымпелы, работа болельщиков, родителей и чирлидеров. ПЛЕЙ-ОФФ: ВЫИГРЫВАЙ ИЛИ УХОДИ! — гласила надпись на одном из плакатов.

Ему так не хотелось уходить домой проигравшим, так не хотелось повторять те же слова о том, как он гордится своими мальчишками, гордится их характером и прошедшим сезоном — сезоном, который закончился тем, что его парни смотрят на ликующего соперника…

В этом году такое не должно повториться. Не с этой командой. Они были слишком сильны, слишком хорошо подготовлены, слишком опытны. Все на месте, все элементы, необходимые для команды чемпиона. Лучшая команда за всю историю города. Команда 89-го года им и в подметки не годится. Но команда 89-го года завоевала трофей, который стоит в этой витрине, заслужила кольца. Сделала свое дало. А он — еще нет.

У Кента хранилось одно из этих колец, но это не считается. В том сезоне он был новичком и не выходил на поле в серии плей-офф — просто стоял у края поля с блокнотом и рисовал схемы розыгрышей, пока Пит Андервуд, стартовый квотербек, руководил осторожной, тщательно рассчитанной атакой, самой скучной атакой в мире, с двумя раннинбеками, когда от квотербека не требуется ничего, кроме завершения передачи. Смотреть на это было неинтересно, но Уолтера Уорда не интересовала зрелищность, его интересовала победа. У них была сильная защита с мощными защитниками, и они просто изматывали соперника. В финале чемпионата они выполнили пятнадцать выносов мяча. Пятнадцать. Защитники соперника стянулись в карман, игнорируя угрозу вертикальных маршрутов, уверенные, что если им это удастся, они выиграют, потому что Андервуд не сможет обыграть их. А тренер Уорд смотрел на то, как его команда отваживалась на пас, и продолжал выносить мяч. До самой зачетной зоны.

Пророк справа.

Пророк слева.

Пророк справа.

Пророк справа.

Пророк справа.

Ни следа эмоций на лице, ни намека на страх, и даже когда они проигрывали в четвертой четверти, Уорд продолжал своим бесстрастным, уверенным голосом руководить розыгрышами мяча, и все на стадионе точно знали, что произойдет, в том числе защита, и все держалось на Адаме, который был пророком, выдвинутым вперед блокирующим, контакт с которым неизбежен. Тренер Уорд просто стоял, скрестив руки на груди, и повторял снова и снова, безжалостный и уверенный: «Вы должны это остановить, и вы не сможете это сделать».

Как это нравилось болельщикам! Хотите поговорить о силовой игре? Посмотрите пятнадцать розыгрышей мяча против лучшей защиты штата, когда не было сделано ни одной передачи. Адам всегда оказывался перед игроком с мячом. Он сыграл все попытки в финальной игре, в защите и в нападении, и в Огайо жили бывшие лайнбекеры с шатающимися зубами, которые его хорошо помнят. В тех пятнадцати розыгрышах они использовали четырех разных раннинбеков, но только одного главного блокирующего. Это был ключевой момент игры — демонстрация, как они это называли. В нападении команда всегда разыгрывала комбинации с выносом мяча, и Адам всегда был впереди. Каждый раз. Обычно его сменяли, обычно тренер Уорд берег его силу для защиты и коротких дистанций, но только не в тот раз. Пятнадцать розыгрышей подряд.

Как бушевала толпа на трибунах… Ничего подобного Кент не слышал в школьном футболе. И вряд ли еще когда-нибудь услышит. Это был некрасивый футбол, грубый и грязный, но именно поэтому он каким-то образом трогал сердца людей на трибунах. Кент не сразу осознал причину, а когда осознал, то стал лучше понимать игру, понимать, почему она порождала неистовую гордость в таких городах, как Кливленд, Грин-Бэй и Питтсбург. В таких, как Массиллон. Как Чамберс.

В тот вечер трибуны неистовствовали — люди плакали, он это помнил, он никогда этого не забудет, люди действительно плакали — не просто потому, что Чамберс выиграл. В тот момент победа еще не была гарантирована, до конца матча оставалось три минуты, и мячом владела самая сильная команда штата, получившая шанс вырваться вперед. Нет, дело в другом: они начинали с того, что были прижаты к своей зачетной зоне, проигрывали по очкам и испытывали недостаток времени, а их действия говорили: «Мы проиграем с таким подходом, другого быть не может», — и проигрывали, проигрывали, проигрывали, пока вдруг не стали выигрывать.

И люди на трибунах плакали.

Кенту потребовалось много времени, чтобы это понять.

Сегодня Кент был в раздевалке один; когда он включил флуоресцентные лампы на потолке, помещение залил белый свет, и на дальней стене тренер увидел фотографию команды 1989 года, единственную фотографию команды, которую он разрешил здесь повесить. Дело не в победах или поражениях, каждый день напоминал он своим подопечным, но в раздевалке висела всего одна фотография команды.

Потому что они победили. Правильно, тренер? Почему же еще? А вы тоже есть на той фотографии, но это не ваша победа, а все фотографии, на которых она ваша, их нет на стене.

Он прошел через раздевалку в свой кабинет, включил компьютер и проектор и начал смотреть видеозаписи. До появления Адама прошло чуть больше часа.

Брат вошел в раздевалку без стука, и Кент видел, как он стоит там, оглядываясь по сторонам. Дверь в кабинет тренера была открыта, и белый свет от проектора освещал помещение и единственного человека в нем, но Адам даже не глянул в ту сторону, просто стоял спиной к кабинету и смотрел. Кент знал, что брат вспоминает старых призраков и пытается понять, как изменилась раздевалка с тех пор, когда призраки еще были живыми людьми.