— Бабушка, а где мама и папа? Что с ними? — глаза ребенка смотрели с молящей надеждой и тщательно оберегаемой верой.
Той неизменной вечной верой в то, что «всё будет хорошо», всё образуется, всё наладиться и… обязательно всех ждет счастливый конец.
Как в кино…
Жанне показалось, что кто-то подвесил её гирю на сердце, а на языке, во рту стало вдруг так же горько, как на душе.
Боль от потери дочери начала пульсировать с новой силой, норовя прорваться, лопнуть и залить кровью и без того исстрадавшуюся душу безутешной матери.
— Бабушка… — пролепетал Клим.
В его глазах блестела невысказанная молитва, молитва услышать, что они живы — его папа и мама. И скоро он их обязательно увидит, они снова обязательно будут вместе, обязательно… конечно… разве… разве может быть иначе? Всё всегда должно заканчиваться хорошо…
Как она могла разрушить эту детскую веру в счастливый конец истории?
— Они пока… их лечат, Климушка, — вздохнув, ответил Жанна. — Они были ранены…
Ей потребовалось собрать всё своё самообладание, чтобы солгать, глядя в эти чистые детские глаза.
— Но с ними… ничего не случится? — чуть приоткрыв рот, жалобно спросил Клим. — Всё… с ними всё будет хорошо?
— Конечно, — с трудом проговорила Жанна и подняла взгляд на Ратибора.
Тот промолчал, но едва заметно, неодобрительно качнул головой.
Но, Мидказе была ему благодарна за то, что он промолчал.
У неё зазвонил телефон, и Жанна, вновь оставив Клима с дядей Ратибором, вышла из палаты внука.
— Да? — проговорила она в трубку.
— Мы нашли братьев Ожеровских.
— Хорошо, — ответила Жанна, — мой помощник должен был передать вам пакет с порошком, который нужно им подбросить во время обыска. Справитесь?
— Да, без проблем. Только, Жанна… — говоривший чуть замялся. — Мы тут с парням перетёрли…
— И что? — холодно процедила Жанна.