Слова были не нужны, ведь была мелодия фаду, которая становилась все громче и громче, и метель за окнами усиливалась, и все сливалось в одном ослепительно-ревущем вихре… И в теле расцветали, множились, вспыхивали снежные розы – ледяные и одновременно горячие…
И этот контраст между холодом и жаром приносил невыносимое блаженство. От прохлады к огню, от неспешности к рваному, скручивающему все тело и проникающему до горла ритму… Его пальцы впивались в нее, и это тоже было приятно, эти блаженно-сладкие тиски, из которых не вырваться… Тело было горячим и сухим, а потом оно растопилось изнутри, и яркая вспышка затопила ее…
Александра лежала, словно выброшенная на берег рыба, и молчала, и здесь он провел рукой по волосам, от этого движения судорога пробежала по телу и затихла. Она перехватила его руку и стиснула пальцы. Сколько прошло времени – она не знала.
– Я хочу тебе кое в чем признаться, – сказала она, приподнимаясь на локте и смотря на него.
– У тебя есть страшные тайны?
– Не очень. И не у меня. У других людей.
Он повернулся к ней.
– У кого? Давай сначала кофе выпьем, и ты мне все расскажешь по порядку.
– Давай. Готовишь ты отлично…
– Я и кофе хорошо варю. Достоинств у меня много. Постараюсь их продемонстрировать.
Кофе действительно был великолепным: терпким, обжигающим, бодрящим. Она хотела спросить, откуда здесь этот кофе, но решила, что спросит потом.
Александра рассказала ему про Татьяну-Светлану. Вячеслав слушал ее внимательно; вертикальная морщинка прорезала лоб, и он все больше и больше мрачнел.
Когда она закончила рассказывать, его губы наконец разжались.
– Все еще хуже, чем я думал.
– А что ты думал?
Вячеслав не ответил.
– Понятно, – сказала она, немного обидевшись. – Не доверяешь…
– Наоборот. Просто есть вещи, которые лучше не знать.
– Таких вещей нет.
– К сожалению – есть.