Лазарь

– Тебе не холодно? – хрипло спросил он.

– Пока нет.

– Скоро будет жарко, лампы накалятся.

Сага завинтила помаду, сняла трусы и, следуя указаниям Ранди, легла посреди звезды так, чтобы красные соски вписались в линию из вишен.

В прошлые выходные она фотографировала Ранди голым, с ангельскими крыльями за спиной и бутылкой кальвадоса в руке.

Ранди укрепил камеру на пантографе. Приспособление каталось по специальным рельсам на потолке, позволяя делать фотографии сверху. Забравшись на верхнюю ступеньку стремянки, Ранди посмотрел на Сагу, слез и отставил лестницу в сторону.

– Ну что, готова к первому снимку?

– Мне лежать вот так?

– Какая же ты красивая, просто безумно. – Ранди обхватил черную резиновую грушу на конце спускового тросика.

Он забрался на лестницу, прокрутил пленку вперед, снова спустился, убрал лестницу и переставил одну из студийных ламп и серебристый экран.

– Хорошо, – пробормотал он. – Лучше и быть не может…

Сага чуть приподняла колено.

– Хорошо, отлично, оставь так.

– Ты придешь к папе и Пеллерине на День Люсии?[15]

– Я уже говорил: с огромным удовольствием. – Ранди продолжал щелкать затвором.

Теперь он как будто смотрел в себя, он уже видел готовую фотографию, видел белую кожу Саги, видел, как сияет ее красота в звезде из вишен. Ребра рисовались под кожей, как мелкие дюны, а светлые волосы на лобке отливали теперь не латунью, а стеклянным блеском.

Ранди сделал последний снимок. Сага поднялась и доела остававшиеся в миске ягоды. На спине у нее после твердой подложки остались красные отметины.

– Прелюдия скоро закончится? – спросила Сага.

– Кажется, да.

Отодвинув торшер, Сага легла на кровать и стала ждать, пока Ранди соберет последние провода. У нее еще оставалась пара часов до похода в рок-клуб. Ранди сел на край кровати и стянул с себя футболку. Сага перевернулась на спину, и он стал целовать ее в шею и грудь.