Гул в классе стоял такой, что современная пластиковая доска во всю стену мелко вибрировала, Ларин положил на нее кисти обеих рук, чтобы немного охладиться, но они тут же прилипли к теплой гудящей поверхности.
– Жара, – сказал он. – Открывай быстрее окна, иначе карты сгорят.
Скоков бросился откручивать ручки, распахивать настежь каждое из шести прозрачных пластиковых окон, – открывая их вовнутрь, он подумал: хорошо, что исчез обычай заклеивать створки бумажной лентой на зиму, иначе как Ларин объяснит, что тут творилось ночью, если его вдруг спросят.
В класс ворвался ночной мартовский холод, гудение, готовое вот-вот разорвать корпуса компьютеров, улеглось.
– А что будет летом? – спросил Скоков.
– Погоди еще до лета, – ответил Ларин, глядя на экран учительского компьютера. – Еще дожить нужно…
– Есть сомнения? – Скоков высунулся из окна, в уголке его рта появилась сигарета.
– Слышал, сегодня ночью рванула АЭС в Японии?
Скоков закашлялся дымом.
– Правда, что ли? Сильно рванула, как Чернобыль?
– Насчет Чернобыля не скажу, но авария сильная, радиация превышена в двадцать раз. Так что не говори гоп, пока не перепрыгнешь.
– У нас же нет ядерных реакторов, чего нам волноваться.
– Еще как есть, причем прямо тут, в Москве.
– Не знал. Ну и ладно. Нужно о себе думать.
– Ты прав.
– У нас сегодня футбол с «А» классом. Придете поболеть?
Ларин вспомнил плакат, висящий на первом этаже фойе школы, на нем кособокий футболист, неестественно задравший худую ногу, явно промахивается по зеленому мячу, сидящие на трибунах болельщики все как один подняли тощие руки, на их лицах растянулись неестественные улыбки от уха до уха, символизирующие, по замыслу художника, торжество здорового образа жизни.
Рисовал кто-то из «А» класса, потому что команда справа, подписанная большими черными буквами «11Б» над хилыми воротами, выглядела как жалкая кучка идиотов, рассеянных по полю в хаотичном порядке, левая же команда представляла собой стройный ряд игроков, стоящих каждый на своем месте – так рисует тренер расстановку в игровом плане.
И неважно, что единственным, кто имел прямое отношение к профессиональному футболу в школе, был отец Андрея Хвороста из 11 «Б», а следовательно, и сам Андрей.
– Они вас разорвут на мелкие сочные кусочки и сожрут, – сказал Ларин. – Не обижайся. Там же этот, как его… Житко у них.