Будет кровь

Он играл в русскую рулетку с одним из отцовских револьверов и вышиб себе мозги.

Он был пьян, упал с лестницы и сломал себе шею.

Все эти версии были неправильными.

О смерти Кенни мне сообщил Билли Боган, сразу, как только вошел в школьный микроавтобус. Он буквально лопался от новостей. Сказал, что одна из подруг его мамы позвонила ей утром и все рассказала. Эта подруга жила прямо напротив Янко и видела, как из их дома выносили носилки с телом и как все Янко шли следом и громко рыдали. Похоже, даже у самых отпетых мерзавцев есть кто-то, кому они дороги и кто их любит. Как человек, много читавший Библию, я запросто мог представить, как они рвут на себе одежду.

Я тут же подумал – с чувством вины – о своем звонке на телефон мистера Харригана. Я твердил себе, что он мертв и уж точно не может иметь никакого отношения к смерти Кенни. Я твердил себе, что даже если такое бывает не только в комиксах и фильмах ужасов, я не хотел, чтобы Кенни умер, а просто хотел, чтобы он оставил меня в покое, но даже мне самому эти доводы представлялись какими-то неубедительными. А еще у меня никак не шли из головы слова миссис Гроган, произнесенные ею на следующий день после похорон, когда я сказал, что мистер Харриган был хорошим человеком, потому что упомянул нас в своем завещании.

Вот насчет этого я не уверена. Он был честным, порядочным, это да, но его лучше было не злить.

Дасти Билодо его разозлил, и Кенни Янко тоже наверняка бы его разозлил. Да, если бы мистер Харриган узнал, что Кенни избил меня только за то, что я отказался чистить его паршивые ботинки, он бы точно разозлился. Вот только мистер Харриган уже не мог злиться. Я твердил себе вновь и вновь: мертвые не злятся. Они просто мертвы. Конечно, и телефоны, которые не заряжали три месяца, не принимают звонки, не проигрывают (и не записывают) сообщения… но телефон мистера Харригана все же принял мой звонок, и я слышал на автоответчике его скрипучий старческий голос. Поэтому я чувствовал себя виноватым, но вместе с тем чувствовал и облегчение. Кенни Янко больше не будет ко мне приставать. Он исчез из моей жизни уже навсегда.

В тот же день, на моем свободном уроке, мисс Харгенсен пришла в спортзал, где я тупо кидал мяч в баскетбольную корзину, и вывела меня в коридор.

– Я заметила, ты грустил на уроке, – сказала она.

– Вовсе нет.

– Ты грустил, и я знаю почему. Но послушай меня. У детей твоего возраста птолемеевская система мира. Я еще молодая, я помню.

– Я не понимаю…

– Птолемей был римским математиком, астрологом и астрономом. Он утверждал, что Земля стоит в центре Вселенной. Неподвижная точка, вокруг которой вращается все мироздание. Дети уверены, что весь мир вращается вокруг них. Обычно это ощущение, что ты – единственный центр мироздания, начинает стираться годам к двадцати, но тебе до этого еще далеко.

Она стояла почти вплотную ко мне и говорила очень серьезно, и у нее были невероятно красивые ярко-зеленые глаза. От запаха ее духов у меня слегка кружилась голова.

– Я вижу, ты меня не понимаешь, поэтому я обойдусь без метафоры и скажу прямо. Если ты думаешь, что как-то виноват в смерти Янко, оставь эти мысли. Ты здесь ни при чем. Я видела его личное дело. У этого мальчика были серьезные проблемы. Проблемы в семье, проблемы в школе. Психологические проблемы. Я не знаю, как это произошло, и не хочу знать, но, возможно, оно и к лучшему.

– Почему? – спросил я. – Потому что он больше меня не побьет?

Она рассмеялась, обнажив красивые зубы. В ней все было красивым.

– Вот он, яркий пример птолемеевской системы мира. Нет, Крейг. Хорошо то, что он был слишком молод, чтобы получить водительские права. Если бы он уже водил машину, то мог бы не просто убиться сам, но и убить кого-то еще. А теперь иди в зал и займись баскетболом.

Я пошел прочь, но она удержала меня, схватив за запястье. Даже теперь, по прошествии одиннадцати лет, я помню свои тогдашние ощущения. Меня как будто пробило током.

– Крейг, я никогда не стала бы радоваться смерти ребенка, даже такого отъявленного хулигана, как Кеннет Янко. Но я рада, что это не ты.