Шоссе в никуда

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ничего необычного не видели, не слышали?

— Да нет, конечно. У нас радио играло, да и с заднего сиденья разве что разглядишь?

— С заднего, угу… — Держащая ручку рука Лунина замерла над протоколом допроса. — В смысле — с заднего? Вы оба сзади сидели? А кто за рулем тогда был?

— Слушай, майор, — не выдержал Краснов, — ты чего? Реально не понимаешь или дуру гонишь? Мы приехали, пересели на заднее сиденье… Трахались мы там, черт тебя дери!

— А что вы так нервничаете? — Лунин положил ручку на стол и откинулся на спинку кресла. — Давайте немного поспокойнее.

— Поспокойнее, будешь здесь поспокойнее. Я второй день только про это и думаю.

— Про что?

— Про то. Мы в машине этим делом занимались, а рядом, в тридцати метрах от нас, люди умирали. Ладно, днем. Так не успел ночью заснуть, мне этот БМВ чертов приснился. Стоит и габаритными огнями мигает, зовет меня. Я подхожу, а они там все трое, ну этот мужик и две бабы, сидят на земле, к машине прислонившись. Машина белая, они сами все в белых одеждах, а на животе у каждого красное пятно с футбольный мяч размером. И сидят они так тихо, словно мертвые уже давно, а потом эта девица, молодая которая, глаза открывает и говорит мне так ласково: «Где же ты был, Никитушка? Почему шел к нам так долго?» А я, значит, возьми, да и ответь ей: «Так ведь пришел же». А она: «Пришел, только поздно. И мы уже умерли, и ты весь в крови замарался». И тут я смотрю под ноги себе, а там лужа крови уже с них троих натекла огромная, а я почему-то босой, стою посреди этой лужи, а кровь уже мне по щиколотку поднялась и дальше идет.

Лунин взял со стола ручку, словно намереваясь занести в протокол все сказанное Красновым, но записывать ничего не стал.

— Я бежать кинулся, чтоб из этой лужи на сухое место выбраться, а ничего не выходит, ноги в этой крови вязнут, и затягивает меня в нее, будто в болото. Проснулся весь мокрый от пота, сердце колотится. Время глянул — три часа ночи. Подумал и не стал больше ложиться, так до утра и сидел, телевизор смотрел.

— Да уж, сон в летнюю ночь, — пробормотал Лунин. — Вам бы успокоительное попить или к психологу.

— Ага, к психологу, — хмуро буркнул Краснов, — у нас городок-то маленький, завтра вся округа знать будет, что у Никитки Краснова крыша поехала. Нет уж, я сам как-нибудь разберусь. Без психолога.

— Не знаю, станет ли вам от этого легче… — Лунин открыл лежащую на столе папку и, немного порывшись в ней, достал лист бумаги, исписанный мелким неразборчивым почерком. — Согласно заключению экспертизы, смерть обеих женщин наступила достаточно быстро, — шевеля губами, Лунин искал нужную строчку, — Екатерина Георгиевна, правда, какое-то время была еще жива, но предположительно не так долго, может быть, полчаса от силы, а вот дочь ее погибла почти мгновенно. Так что к вашему приезду они были уже мертвы.

— А мужик этот?

— Ну тут, конечно, сложнее. — Лунин вздохнул. — Он потерял столько крови, что врачи не очень понимают, почему он до сих пор жив.

— Ну вот, видите.

— Что — вот? — Лунин убрал документ в папку и вновь склонился над протоколом. — Вы думайте о том, что если он все еще не умер, то именно благодаря вам. Возможно, от этого станет легче. Так, а у вас же отпечатки пальчиков вчера сняли?

— Сняли, сняли, — недовольно проворчал Краснов, — и у меня сняли, и у Наташки. Я так поначалу подумал, нам хоть спасибо скажут, что скорую вызвали, а по факту чуть прямо там нам наручники не нацепили.

— Так порой бывает, — извиняющимся тоном пробормотал Илья, — бывает, что человек начудит что-нибудь, а потом сам и скорую вызовет, и полицию. Вы, кстати, в армии где служили, в каких войсках?

— В десантных, Псковская дивизия. — Краснов машинально распрямил плечи.