— За что?
— Мы не можем позволить падшим ангелам разгуливать по окрестностям, как не можем позволить террористам разъезжать на фургонах, забитых керосином с удобрениями[242].
— Когда я попаду в этот список?
— Всё зависит от того, друг ты мне или враг.
— Это не вы устроили нам засаду тем вечером после вечеринки?
— Это не были Маленькие Негодяи[243].
— Какое-то время я считал, что это мог быть ты, но затем вспомнил, что сказала Аэлита. Что тебе плевать на Люцифера. Его время безвозвратно ушло.
— Не пытайся думать. Тебе это не идёт.
— С тех пор я пытаюсь понять, кто был бы лучшим кандидатом. Я было подумал на Ричи — тот парень, который управляет студией. Он нанимает в службу безопасности копов не на дежурстве, и у него есть деньги, чтобы устроить собственную засаду в стиле
— Ты всё ещё не ответил на мой вопрос.
— Я думал, что вы, народ, занимаетесь поддержанием баланса во Вселенной, а не созданием перевеса одной из сторон. Это определённо идея Аэлиты. У тебя кишка тонка мыслить столь масштабно. Итак, что она получает от этого? Более яркий ореол? Перевод с этой скалы?
— Ответь на вопрос.
— Я дал Аэлите свой ответ шесть месяцев назад. Я не принадлежу никому из вас. Давай, вноси меня в свой список.
Его губы растягиваются в лёгкой улыбке.
— Я уже набросал отчёт. Я знал, что ты не можешь разумно ответить на разумное предложение. Ты совсем как моя собака. Вполне предсказуем.
— И что теперь? На меня уже нацелены ваши снайперы? Или мы вдвоём выйдем наружу и устроим перестрелку в Тумстоуне? Если бы ты сказал мне, что мы собираемся на вечеринку, я бы захватил пистолет Дикого Билла.
— Ничего такого. Просто уходи отсюда и больше никогда не возвращайся. В своё время мы с тобой это уладим, но сейчас у взрослых есть более крупная рыба, чем ты.
Он встаёт и кому-то кивает, а затем направляется обратно в свой кабинет. Когда я оборачиваюсь, вокруг меня уже растянулись полукругом шестеро его людей. Никто не направляет на меня оружие, но вместе они выглядят как маленькие Мрачные Жнецы[245], реинкарнировавшиеся в вышибал из яппи-бара в Беверли-Хиллз.
— Признайтесь. Вы кладёте себе в мартини консервированные оливки.
Ничего. Гробовая тишина.