Я выхожу на углу перед зданием, просто чтобы посмотреть, как там на улице. Не ахти.
С того места, где я стою и до следующего угла видно пару дюжин Бродячих. Большинство просто по-покойничьи шаркают, но за припаркованными машинами ползает на животе парочка тупорылых гражданских. Да что такое с простыми людьми? Похоже, они не понимают, что с ними может случиться что-то чрезвычайно плохое, пока не окажутся под огнём на дне канавы. Или в наручниках в задней части полицейского фургона по пути в центральную тюрьму к своей первой ночи в качестве тюремной невесты для 150-килограммового наркодилера.
Плюс, они не знают, как что делается. Эти гении думают, что могут перебегать, как крабы, и их не заметят. Хорошее передвижение по-пластунски — медленное и непрерывное, как у древесного ленивца. Почему? Потому что ты одновременно движешься и прячешься на хер от грёбаного врага. Может у зетов и кошачий наполнитель вместо мозгов, но я видел их в действии, и как все хищники, они обладают хорошим обонянием, а их глаза улавливают движение ещё до того, как заметят что-то ещё. Гребущая по-собачьи от «Фольксвагена-Жука» к «Камри» парочка дебилов посылает все известные из справочника сигналы добычи. Просто приглашают Лакуну, который их замечает и карабкается на капот «Камри».
Кто бы ни владел машиной, он держит её в хорошем состоянии. Должно быть, она натёрта воском, потому что Лакуна скользит туда-сюда и приземляется между машинами прямо на голову. Пусть он и неуклюжий, но достаточно быстрый, чтобы сбить парочку паникующих идиотов.
Когда гражданские поднимаются, Лакуна встаёт на ноги, что предупреждает остальных Бродячих, которые направляются к ним. Я вытаскиваю Смит и Вессон, и превращаю голову Лакуны в красивое облако розово-костяного цвета, привлекая тем самым всеобщее внимание.
— Бегите домой, придурки. И больше не выходите, или я сам скормлю вас этим мешкам с дерьмом.
Мне не нужно повторять им дважды.
В этот момент я мог быть просто воспользоваться пряжкой Элеоноры, чтобы заставить Бродячих лечь, раскроить друг другу черепа или станцевать кадриль. Но я поступаю по-другому. Убираю пистолет, достаю наац и жду, когда они подойдут ко мне.
Я не слишком утончён, но и не слишком жаден. Я потрошу лишь несколько штук. Ангел внутри меня становится нетерпеливым, но Старку нравится звук, с которым ломается их позвоночник, и нравится наблюдать, как они складываются пополам, когда верхнюю половину тела больше ничего не поддерживает. Видеть, как Бродячий идёт на тебя, работая лишь ногами, а всё остальное от талии и выше волочится по земле, как мешок с грязным бельём — это зрелище, которое я рекомендую всем, у кого есть возможность его посмотреть.
Но ангел в конце концов побеждает в споре, и я хватаю пряжку и говорю Бродячим: «Сидеть», и они повинуются. «Хорошие собачки. А теперь ждите, пока кто-нибудь не придёт и не сожжёт вас, как святочное полено.
Я прохожу сквозь тень под уличным фонарём и выхожу возле больницы, которая является входом в дом Кабала. Довольно темно, так что я могу различить лишь очертания больницы с помощью ангельского зрения. Темнота простирается на несколько кварталов во всех направлениях. Блэкаут. Это означает отсутствие приличных теней, чтобы попасть внутрь. Нет проблем. У этого места есть и стеклянные двери.
Замки крепкие, но двери из обычного дерьмового алюминия, как в большинстве учреждений. Один хороший пинок, и они распахиваются, как двери салуна в
Я на полпути в морг, когда звонит сотовый. Это Касабян.
—
— Так и есть.
Я пригибаюсь и обхожу телекамеры и заграждения из микрофонов, оставленные в холле съёмочной группой.
— Защита от чего?
— От кого ещё? Люцифера и падшей братии. Бог наложил её, чтобы не дать им проникнуть обратно в Рай. У любого павшего, который попробует приблизиться к ней, наступает пиздец мозгу. Превращает их в марионетки.
— Ты нарыл всё это в Кодексе?