Я подхожу к одному из диванов и сажусь.
— Присядь, расслабься. Эта комната довольно уютная. Для нас. Бедняга Аки, должно быть, сейчас довольно сильно страдает. — Я оглядываюсь на него. — Как дела, чемпион? Нога пульсирует?
Он что-то бормочет сквозь липкую ленту. Даже с кляпом во рту, я могу распознать искреннее «иди на хуй».
Коралин присаживается на диван напротив меня, едва опираясь задницей на край. Она держит нож вертикально, остриём между грудей.
— Так как, кажется, мы заключили сделку, я положу свой нож, если ты положишь всё своё оружие.
Я достаю Смит и Вессон, и кладу его на стол. Рядом с ним располагаю чёрный клинок и атаме. Я кладу наац на самый край, где она может хорошенько его рассмотреть.
— Итак, что произошло между тобой и Элеонорой? Должно быть, она действительно тебя ненавидела, раз сбежала с твоим тайным оружием.
— Она была проблемным ребёнком.
— Интересный способ выразиться, потому что в тот момент, когда ты вводишь её в свою историю, в ней что-то перестаёт сходиться. Вы, Гействальды, Рождённые Смертью. Но Элеонору укусил вампир, и она обратилась. Это значит, что она была живой.
— Элеонора не была
— Конечно. Он был патриархом. И Ренье. Элеонора, однако, напоминала тебя. Семейный гротеск.
— Она была папиной дочерью, не так ли? Это он виноват, что Элеонора не была мёртвой, как Мамочка.
Коралин пару минут ничего не говорит. Просто смотрит на Аки. Я жду. Я считаю молекулы, из которых состоят жемчужины ожерелья.
— Не будучи живыми сами, мы не можем произвести на свет собственных детей. Ян зачал Элеонору с живой женщиной, — наконец, говорит она.
— Она была хорошенькой? Милой? Он влюбился в неё?
На её губах играет лёгкая улыбка, словно она нашла приятное воспоминание.
— Расскажи мне о своём отце, — говорит она.
— Каком именно? Похоже, у меня их много.
— О человеке.