Искупление кровью

22
18
20
22
24
26
28
30

В каждом часе за что-то определенное. Жесты, запахи или звуки.

А за стенами — поезда.

Децибелы свободы взламывают безмолвие одиночества. Того, что пожирает медленно, кусок за куском. Затягивает в бездну отчаяния.

Поезда прорываются извне, достигают глубин души, ни во что не ставя ограждения, толщину бетона и крепость стали.

Уехать вместе с ними.

Пуститься в воображаемый путь, уносящий все, что еще осталось, к избранной цели.

Вскочить в вагон, проникнуть в мчащийся поезд.

Ничего другого не остается.

Здесь, посреди пожизненного заключения.

Понедельник, 4 апреля

Марианна приоткрыла один глаз — посмотреть на старый, побитый будильник, красовавшийся на столе из поддельного дерева. Все здесь было поддельным так или иначе.

Скоро время прогулки. Другие уже наслаждаются, но она выйдет позже. Так ребенок, наказанный за непослушание, топает ногами в классе, пока его сверстники резвятся во дворе.

Двор… Марианна вспомнила, каким он был в начальной школе. Высокие деревья, немного печальные, будто вымахали слишком быстро посреди квадратных лужаек, заросших сорняками. И зеленых, облупленных металлических скамеек. И криков детворы. Смеха, а порой и слез.

Счастье? Нет. Сущий ад.

Так или иначе, все и всегда было сущим адом. Во всех местах, во все времена.

Двор. Квадрат асфальта между четырех стен, увенчанных колючей проволокой. Бесчеловечный, как и все остальное. Но глоток свежего воздуха — черт, как это прекрасно!

Особенно когда у тебя пожизненный срок.

Нет, меня не выпустят ни за что. Разве когда мне стукнет шестьдесят и ревматизм одолеет до самых корней волос. Лет через сорок, не раньше…

При этой мысли вся спина, от затылка до крестца, будто подернулась инеем.

Она слишком опасна, высказался психиатр. Вот ублюдок, проклятый лепила!