Именинница

— Поезжай туда! Немедленно!

Пит Хоффман кричал в микрофон.

— Заравич уже едет к ним!

Эверт Гренс понял не сразу:

— Ты можешь говорить тише? Этот телефон… я не уверен…

— Атласвеген, 41. Сикла. Первый этаж с левой стороны. Там Зофия и мальчики и… Гренс, поторопись!

Когда Гренс бегал в последний раз? Несколько лет тому назад, когда парень, научившийся доверять ему, был найден мертвым в общежитии для беженцев. И теперь, как тогда, комиссар с простреленным бедром несся вперед, позабыв о старой ране, и даже не прихрамы- вал.

На этот раз он не просто пытался, он бежал по-настоящему.

Свен Сундквист и Марианна Хермансон держались на шаг впереди — по коридорам, вниз по лестнице, к машине, припаркованной на Кунгсхольмсгатан.

Еще один долгий день взаперти в чужой квартире.

И все потому, что они должны прятаться. Потому что папа, который исчез, и пистолеты под мойкой, и мама, растворившая сим-карту в ацетоне на дне кастрюли, — все это означает опасность. Но никакой опасности не ощущается. Хюго сидит на углу кухонного стола перед окном, за которым ничего не происходит.

За полчаса он насчитал четыре машины на парковке, девять человек, возвращавшихся домой, и двух собак, помочившихся у одного и того же фонаря. И все-таки это было больше, чем вчера, когда за такое же время было только семь человек и одна собака.

Четыре машины и девять человек.

Если не считать тех, кто сидит в том большом черном автомобиле.

Том самом, который остановился на другой стороне улицы. Из него так никто и не вышел. А ведь там их по крайней мере двое, если никого нет на заднем сиденье.

— Что ты делаешь?

Мама. Он и не заметил, как она подошла. Она вообще хорошо умеет подкрадываться. И так приятно гладит по голове.

— Ничего. Просто смотрю.

— Пора спать, Хюго.

— Зачем? Завтра ведь все равно будет нечего делать.