Именинница

Хоффман положил деньги на стол рядом с микрофоном.

Двести тысяч крон в изрядно потрепанных долларовых купюрах. Когда-то он носил их в сумке, которую взял с собой в адскую командировку к соленому морю, омывающему берега Северной Африки. Разумеется, эта пачка не была там единственной. Всей суммы его семье с головой хватило бы на много лет.

Но доктор медлил принимать деньги, и тогда Пит Хоффман перегнулся через стол и вложил пачку в его руку.

— Это то, за чем вы сюда пришли. Теперь я хочу получить то, за чем пришел я.

У доктора на носу были очки как будто совсем без дужек. Он был вынужден придержать их пальцем, когда помещал купюры в потертый портфель, прислоненный к блестящему столу на колесах.

— В таком случае я хотел бы услышать от вас несколько слов.

Доктор кивнул на микрофон. Это в него должен был говорить Хоффман.

— Каких слов?

— Любых. Мне нужно как минимум двадцать секунд.

Пит Хоффман склонился над микрофоном, а доктор кликнул на картинку на мониторе. Она выглядела как обычная сеточная диаграмма. Шкала в левом верхнем углу показывала громкость в децибелах, в нижнем — высоту голоса, в герцах.

— Говорите, что вздумается, — еще раз пояснил доктор. — Для меня важно только, как это звучит.

Пит Хоффман молчал. Наверное, со стороны это выглядело смешно, но в голову и в самом деле не шло ни единой фразы. Что, собственно, должен говорить человек, открестившийся от собственного прошлого, не желающий быть узнанным теми, кто может его услышать?

— Когда начнете, я буду записывать. Прошу…

— Фонетограмма.

Пит поднял глаза на доктора. Тот кивнул, призывая продолжать.

— Переезд. Лицо. Детонатор. Глушилка. Позиция. Криптокод. Фонетограмма. Переезд. Лицо…

Конец последнего слова Хоффман проглотил.

— Достаточно?

На мониторе проступил мерцающий узор. Это выглядело, как географическая карта, — множество точек, соединенных линией, ограничивающей территорию страны или остров в размеченном на квадраты море.

— Что вы такое говорите? Я выслушал множество начиток, поверьте, и не припомню ничего подобного.