Правда, речь шла о незастроенном участке леса. План не затрагивал шатры Густава III, «Храм „Эхо“» и дворец Хага, но тогда, выходит, эти культурно-исторические памятники будут соседствовать с
Протесты становились все громче, архитектору Суне Гранстрёму неоднократно угрожали убийством. Тем не менее проект прошел, и в окончательных планах обнаружилось уже совершенно исполинское здание –
Говоря сухим языком цифр: четыре корпуса, двадцать подъездов в каждом. Двенадцать этажей превратились в пятнадцать. Две тысячи четыреста квартир. Однокомнатные, двухкомнатные, трехкомнатные и несколько четырехкомнатных на самом верху. В общей сложности около шести тысяч жителей. Как город Филипстад, только в высоту.
Когда начали заливать бетонный фундамент и крепить временные опоры, протесты стихли. Позднее соцопрос показал, что те полпроцента, которые социал-демократы потеряли на выборах 1964 года, в первую очередь стали следствием строительства Сарая. На этом все закончилось.
Возможно, название «Сарай» звучит неуместно. Ведь он напоминает дом не больше чем холодильник лебедя. Но, во-первых, творцы-инженеры испытывали слабость к такого рода названиям, будто пытались воззвать к мифическому «дому для народа» при помощи магии букв, а во-вторых, на месте, где сейчас восемнадцатый подъезд секции В, когда-то действительно стоял сарай. Он находился на территории усадьбы и служил жильем дворнику и его семье.
Сарай был готов к заселению весной 1963 года, и, хотя он стал символом программы строительства миллиона квадратных метров жилья, вернее ее безудержной мании величия, чисто технически он не является частью этого проекта, ведь его примут только тремя годами позже. Безумие Сарая принадлежит только и исключительно ему самому, хотя он и делит диагноз с жилыми комплексами в соседних районах.
Большинство первых обитателей дома мы сегодня называем этническими шведами, но и финнов было немало. Хагалундское депо нуждалось в рабочей силе, а финны прекрасно справлялись с ремонтом и обслуживанием пострадавших от мороза поездов. Жильцы устраивались также в типографии и мастерские в промзоне неподалеку. Добавим к этому студентов Каролинского мединститута, снимавших однокомнатные квартиры на нижних этажах, и санитарок из Каролинской больницы. Плюс несколько семей врачей, которые селились исключительно в престижных четырехкомнатных квартирах на верхних этажах.
Со временем финны и финляндские шведы составили самое многочисленное меньшинство в корпусах на южной стороне комплекса, которые проходят под обозначениями «В» и «Г». Когда во дворе, где еще не успели укорениться деревья, устраивали вечеринки в складчину, в меню неизменно присутствовали пироги, а в музыкальном репертуаре – танго.
Заселение северной части комплекса, корпусов А и Б, шло медленнее. Из-за ошибки на стадии планирования затянулась прокладка канализации. С южной стороны люди уже вовсю въезжали, а здесь все еще работали экскаваторы. Когда жители южного квартала поедали пироги и кружились в танце среди невысоких сосен и берез, двор северного квартала все еще стоял в грязи, из которой торчали тощие саженцы.
Сроки строительства спорткомплекса и футбольного поля тоже сдвинули на несколько лет, и, вопреки надеждам архитекторов и строителей, Сарай в целом не стал привлекательным местом жительства. Можно даже сказать, он снискал дурную славу. Многочисленный хор критиков, действовавший несколько лет назад, воспрял духом и задудел в трубы.
Вышла серия статей, в которой описывались задержки и связанные с ними дополнительные расходы, а в качестве иллюстраций прилагались фотографии ям с грязью в северной части комплекса. Название «Сарай» теперь ассоциировалось с провалом и модернистской нищетой.
Постепенно достроили и северный квартал, и, чтобы компенсировать задержки, а может, ради пиара, там построили самую большую в Швеции детскую площадку во дворе жилого дома – Полянку. Все, что только могли пожелать дети, здесь было в двойном, а то и тройном количестве. На площадку специально наняли двух постоянных смотрителей. Газеты не могли обойти вниманием такое событие, и лицезреть это чудо явились жители со всего Стокгольма.
Несмотря на все усилия, в начале семидесятых многие квартиры еще пустовали, и следующая важная перемена произошла в связи с государственным переворотом в Чили. Ту же роль, которую финны играли в южной части Сарая, в северной сыграли чилийцы. Когда они здесь освоились, район стал более популярным среди жителей из других латиноамериканских стран.
Выходцы из Финляндии и Чили все еще составляли меньшинство, так что не будем преувеличивать их влияние. Однако и игнорировать его не стоит. Во все времена и на любой территории люди склонны к размежеванию, ухватиться за свои особенности и противопоставить «нас» «им». Два квартала отличались манерами, сленговыми выражениями и видами бизнеса.
В середине девяностых разобщение зашло так далеко, что родители из южного квартала опасались пройти триста метров до уже пришедшей в упадок, но все еще симпатичной Полянки. И довольствовались обычной площадкой в собственном дворе. Иногда случались стычки между молодежными компаниями из обоих кварталов.
Возможно, все сложилось бы иначе, найдись какой-нибудь внешний враг, скажем, банда маргиналов из соседних районов, которая бы не поленилась являться сюда и затевать разборки. Тогда, вероятно, жители смогли бы сплотиться, чтобы защитить честь Сарая от сброда, но этого не случилось. Сарай жил своей жизнью, и за неимением внешней угрозы люди создали собственную изнутри.
В 2016 году, когда началась эта история, ситуация была относительно тихой: Сарай смирился со своей участью. Баталии восьмидесятых и девяностых превратились в мифы, и лишь редкие стычки нарушали покой среди ветшающих зданий. Государство выделяло деньги на обширные ремонты, но Сараю они не пошли на пользу. Съемные квартиры превратились в кооперативные, но цены на них, по сравнению с другими похожими районами, оставались самыми низкими.
Фасады, конечно, перекрасили, в подъездах поменяли замки, но от
В заключение скажем несколько слов о пустом пространстве в центре четырех зданий, которое, кажется, разглядел наш астронавт. Это площадь. В народе ее прозвали Убогой, и в данном случае надо отдать должное людской мудрости.
Урбанисты и архитекторы обожают понятие «естественное место встречи» – именно так и задумывалась площадь. На эскизах пятидесятых годов довольные люди прогуливаются там с покупками в руках, беседуют, сидя на скамейках, или наслаждаются солнцем в открытом летнем кафе. Задумка не удалась, а началось все с ветра.
ebooksa