Безумная

– Так это ж ещё лучше? – не понял он.

– Эх, молодёжь!.. Королевами-то тех зовут, кто холоден и неприступен, да богат. А мужику баба мягкая нужна… Он тогда зовёт её и милой, и любимой, и дорогой… А тот Катю-то дорогой называл, да, боюсь, совсем не в том смысле…

– Понятно, – кивнул Костя. – А вот про деньги откуда знаете, что потерялись?

– Да как же? – удивилась она. – Наследники-то, когда квартиру получили, долго-долго в ней копошились, всё искали, искали… Никак, знаешь, не могли деньги Катины найти. Думали, она их в сейфе держит, а сейфа-то у девочки отродясь не было.

– А это откуда знаете? И где ж она хранила их тогда? Да и они ведь с чего-то решили, что деньги в квартире? – быстро спросил он, а старушка хрипло засмеялась.

– Выпей чайку, милок! – неторопливо придвинула она к нему поближе чайник и вазочку с печеньем. – Говорили мы иногда с Катенькой… Нравилась она мне, хорошая была, да и она от меня не пряталась… Да ты скажи хоть, зачем тебе про неё сейчас надо? Поняли, что ль, что не сама она себя погубила?

– Что вы об этом знаете? – резко отложил он взятое, было, печенье обратно.

– Ну, не могла же она вот так от жизни-то уйти. Она, знаешь, милок, какая была? Весёлая, жизнерадостная! Даже когда со своим хахалем-то ссорилась, всегда потом сама мирилась – вот так, в людей верила. Верила, что изменится… А тут ведь как: паук родился – пауком и проживёт, не стать ему жуком майским… Грубым таким, невоспитанным Иван её был…

– А помните тот злосчастный день? Может, было в нём что-то странное, подозрительное или необычное?

– Да меня уж тогда опрашивали, – задумалась она. – Ничего такого вроде бы… Хотя сама Катенька в тот день, конечно, странная была.

– И в чём это выражалось?

– Ну, ведро она вышла выносить, с мусором-то, – заговорщически наклонилась к нему старушка, будто делясь тайной. – Оно неполное было.

– И что? – не понял Костя.

– Знаешь, милок, Катенька сама ведь почти никогда, никогда не выносила мусор. Иван её обычно этим занимался – убирался да мусор выносил… Сама-то она не особо любила хозяйничать, вот и сор – если и выносила, то только когда ведро уж совсем полное было, до верху. Ну, чтобы пореже-то… А тут смотрю: неполное несёт, – сказала она и, задумавшись, замолчала, качая головой.

– Понятно. А ещё что-то… странное было? – напомнил он, не дождавшись продолжения.

– Так я ж и говорю… – очнулась она от раздумий. – Вижу: ведёрко-то неполное несёт. А я сама как раз на улицу шла и вот говорю ей: «Бросай-ка ты ведро это, приборку, да пойдём со мной – воздухом свежим подышим, а то на дворе уж день, а ты ещё не выходила!». Да… А она, знаете, – молчит. Как не заметила меня…

– Может, и впрямь не заметила?

– Как же, милок? Я ж прямо перед ней стояла… А она как мусор выкинула – так молча и пошла обратно в квартиру. И посмотрела на меня ещё так – то ли жалобно, то ли с просьбой какой… Я-то, глупая, тогда не поняла, что проблемы у неё какие-то, помощь нужна была… А она вон как поступила… Из окна…

Старушка вытерла набежавшую слезу.

– Мария Сергеевна, вы ведь сказали, что Зосимовой помогли уйти из жизни? – уточнил Костя.